Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возьмите, господин! Не пожалеете! – Парень улыбнулся и подмигнул мастеру. – Сладкий, как поцелуй девушки.
На молодом торговце были старая сорочка, рваные панталоны без чулок, дырявая не по росту куртка и сбитые деревянные башмаки.
– Сколько?
– Всего один крейцер, добрый господин.
– У меня нет мелких денег. Вот, отнеси меняле. – И Жан-Жак дал юноше тяжелый экю.
Дама в ужасе закатила глаза. Казалось, сейчас она наконец выскажет все, что думает об этом нестерпимом французе-музыканте, которого судьба послала ей в испытание. В том, что сосед был музыкантом, дама не сомневалась. Без дома, без семьи, без благочинных манер, без своего места в мире. Как ее сын, от которого она отказалась и который уже давно скитается по Европе, если не умер где-то под деревом у дороги. Мысль об испытании, однако, вернула даму в состояние надменной брезгливости, ведь она приняла и с честью пронесла этот крест, не сбившись на крик, гнев – даже на контакт с легкомысленным артистом.
Жан-Жак открыл дверку дилижанса и, удостоверившись, что под ногами нет ничего, кроме мерзлой земли, спрыгнул вниз.
– Я дойду пешком. Далеко до постоялого двора «У охотничьего рожка»?
– Нет, тут совсем близко! – Кучер обрадовался, что не должен отвозить пассажира на место, быстро слез с облучка, стащил с крыши дилижанса небольшой сундук с ручкой и поставил его рядом с мастером. – Вернетесь на Фордере Шлосштрассе – и налево. Как дойдете до середины дворца, напротив будет «У охотничьего рожка». Там останавливаются гости герцога.
– Я по его приглашению и приехал, – сказал Жан-Жак не столько для кучера, сколько для дамы. Та негодующе вскинула голову. На этом жесте отношения мастера со своей попутчицей закончились. Ее муж по-прежнему спал, что делал на протяжении всей дороги. Наверное, это была защитная реакция, выработанная за долгие годы супружества.
Вернулся молодой торговец:
– Вот, тут сто сорок два крейцера – два забрал меняла. Пересчитайте, господин, мне чужого не надо. – И юноша вложил в ладонь Жан-Жаку столбик серебряных и медных монет.
Мастер отдал крейцер за апельсин, а остальные монеты ссыпал в кожаный мешочек, стянув его потуже шнурком.
Парнишка взглянул на медную монетку
и, ловко щелкнув пальцами, перевернул ее на другую сторону. Блеснули две четверки.
Лицо юноши осветилось улыбкой:
– Ух ты! Это мне на счастье!
– Хочешь заработать еще крейцер? Помоги мне отнести вещи на постоялый двор «У охотничьего рожка». Знаешь где?
Паренек схватил сундук:
– Ну конечно! Но это не так близко. Может, господин не пожалеет двух крейцеров?
Господину не было жалко двух крейцеров, хотя парень и выглядел явным мошенником. Предчувствие подтвердилось, когда они миновали лоток с фруктами, где торговал бойкий итальянец. Там были и севильские апельсины – по два крейцера за три штуки. Чтобы отвлечь внимание Жан-Жака, молодой плут разыграл сценку. Он поставил сундук на землю у стола зеленщицы, дебелой бабы с отвислыми красными щеками, подбежал к девушке, которая нагнулась над корзиной с брюквой, ущипнул ее за полный локоть, не дожидаясь реакции, подхватил сундук и выскочил с ним на улицу. Жан-Жак поспешил за ним, но краем глаза успел заметить лицо обернувшейся вослед девушки – румяное и не лишенное привлекательности.
– Андреас! Ты у меня получишь!
– Яблоко от яблони… – проворчала краснощекая зеленщица.
– Это твоя любимая? – подмигнул пареньку Жан-Жак.
– Она бы не прочь, – засмеялся тот в ответ, – но ее мамаша меня на дух не переносит. Как и мою мать в свое время. До сих пор завидует, что ту двадцать лет назад взяли горничной на постоялый двор.
– Так мы ее увидим?
– Нет, это был другой двор. Она давно умерла, я ее не помню. – Андреас замолчал.
Теперь, когда они шли рядом, у мастера появилась возможность лучше рассмотреть своего спутника. Что-то в юноше притягивало его: то ли несимметричное лицо с большим прямым носом, то ли тонкие чувственные губы, постоянно растягивающиеся в улыбке, то ли зеленые хитрые глаза. Андреас был высоким и стройным, но еще по-детски неуклюжим, с длинными ногами, крепкими икрами, тонкой талией и округлыми, немного женственными бедрами. Его сорочка была расхристана донизу, до втянутого от постоянного недоедания живота, а по бокам едва прикрывала отвердевшие от холода алые соски. Плечи у паренька были широкие, и грудь, хоть еще плоская и безволосая, обещала развиться в красивую грудь молодого мужчины.
Прошли заставу. На посту у шлагбаума стояли трое лейб-гусаров Вюртембергского батальона. Андреас посмотрел на них с завистью.
– Меня тоже записали в армию, двадцать крейцеров дали, – похвастался он. – Буду пехотинцем. Но со временем, может, переведут в мушкетеры или даже в бомбардиры.
– А сколько тебе лет?
– Семнадцать в ноябре исполнилось.
– Не боишься? Ведь могут послать на войну.
– Конечно, пошлют! Мы скоро выходим. Уже завтра выдадут форму, и начнем маршировать и учиться стрелять и колоть. Дождаться не могу!
Жан-Жаку вдруг захотелось прижать этого несмышленыша к себе, уберечь его. Но мастер взял себя в руки.
– Не ровен час убьют.
– Ну и что. – Голос парня неожиданно стал взрослым, холодным и безразличным. – Найдется кто-то другой продавать приезжим апельсины. Ну вот, мы и пришли.
Они остановились у трехэтажной гостиницы, на крыше с правой стороны покачивалась на ветру кованая вывеска в виде золоченого охотничьего рожка. Жан-Жак достал две монетки и протянул Андреасу. Тот сжал их в левом кулаке, там, где уже был его «счастливый» крейцер. Секунду стояли молча. Юноша топтался на месте – не уходил.
– Что мне терять? – как будто оправдываясь, вновь заговорил он. – Родился без отца, а как мать умерла, мне и трех не было. Армия – для таких как я: там и поесть дадут, и оденут.
– Ты смотри осторожно там, на войне.
– Были на войне?
– Бог миловал.
– А вы кто?
– Я скульптор по фарфору, приехал сюда на фабрику делать статуэтки. Знаешь, что это такое, видел когда-нибудь?
– Нет. Какие такие статуэтки?
– Фигурки: дамы, кавалеры, пастухи и пастушки, зверушки разные.
– А можете меня сделать из фарфора? Торговца апельсинами?
– Могу.
– И герцог меня увидит?
– Если хорошо сделаю – не только увидит, но и поставит у себя в кабинете или в зале для ассамблей.
– Добрый господин, прошу вас, сделайте такую фигурку, и чтобы сразу было видно, что это я, хорошо? А ваши деньги я вам верну. Ну пожалуйста!
Паренек разволновался: