– Садитесь же, – попросил Мейсон. – Не часто у нас бываютклиенты так откровенно ставящие финансовые вопросы. Хотя я не сомневаюсь, чтомногие бы хотели сказать то же, что и вы.

– Я всегда считала, что нет ничего плохого в том, чтобыпрямо сказать то, что думаешь. Взаимопонимание в самом начале может сэкономитьмассу времени и избежать много хлопот. Это вы подвезли Кору Фельтон в тот день,когда Ева Мартелл получила работу?

Мейсон кивнул головой.

– Кора рассказала мне об этом. К тому же, я часто виделаваше имя в газетах. Мне кажется, что вы твердо стоите на ногах, молодойчеловек.

– Благодарю вас.

– Я не пришла бы к вам, если бы так не думала.

Мейсон молча склонил голову.

– Так вот, работа, которую мы с Евой получили – самоестранное занятие из всех возможных, а, Бог свидетель, я видела в своей жизнимного странных вещей. Я была домашней сиделкой в течение… ну, многих лет.Ухаживала за самыми разными людьми, включая невропатов и сумасшедших.

– Эта работа имеет что-либо общего с работой сиделки?

– Дорогой мой, – ответила посетительница, – я прямо скажу,потому что не хочу никаких недоразумений. Эта работа связана с убийством.

– Кто-нибудь должен быть убит? – спросил Мейсон.

– Кого-то уже убили.

– Кого?

– Женщину. Некую Хелен Ридли.

– Кто ее убил?

– Господи, откуда мне знать? Как вы думаете, зачем я к вампришла?

– Именно об этом я и собираюсь узнать.

– Я пришла к вам потому, что вы адвокат, и адвокатспособный. А Ева Мартелл и Кора Фельтон мне близки, как собственные дочери.Между нами нет родства, но я ухаживала за их матерями, когда девочки были ещесовсем маленькими. И с этого времени, собственно, не спускаю с них глаз.

– Если я хорошо понимаю, то Ева Мартелл была приглашена наработу? – вставил Мейсон.

– Вот именно.

– Может быть вы расскажете мне точнее, как это произошло?

– Они обе ушли, чтобы попытаться устроиться на эту работу. Ясказала им, что мне это кажется подозрительным, но добавила, что если онивозьмут меня опекуншей, то могут не беспокоиться, потому что я согласна. Есликакому-то типу кажется, что он найдет таким образом красивую куклу и будетплатить опекунше двадцать баксов за то, чтобы она прикрывала глаза, то оннарвется на неприятную неожиданность.

– Так что произошло?

– Ну, – продолжала она, – я ждала в их квартире, покадевушки не вернуться. Откровенно говоря, я не предполагала, что какая-нибудь изних получит работу, мне казалось, что ни о какой работе там и речи нет. Носидела и ждала. Вернулась Ева, очень возбужденная, с ней был какой-то мужчина.Сказал, что он не Хайнс, а его представитель, что Ева получила работу и должнаприступить к новым обязанностям сразу же. Я уже говорила, что Ева была оченьвозбуждена. Трудно было этому удивляться, потому что мы получили бызначительную сумму денег, если бы нам обоим заплатили по договоренности, и еслибы мы были на полном содержании. Все это выглядело заманчиво, поэтому мы пошли.

– Мы с Корой пришли в квартиру сразу же после вашего ухода,– сказал Мейсон. – Я так понимаю, что вы упаковывались очень поспешно?

– Никакой упаковки не было и это сразу меня насторожило. Онпозволил нам взять только самые необходимые вещи, которые можно положить вобычную, не возбуждающую никаких подозрений, сумку.

Мейсон вопросительно поднял брови.

– Обычную бумажную сумку из магазина, – сказала она. – Этотмужчина принес ее с собой. Он сказал, что не хочет, чтобы нас видели там, кудамы должны пойти, с каким-то багажом. Мы должны были нести эту сумку так, какбудто возвращаемся из магазина с какими-то покупками.

– И куда он вас привез? – спросил Мейсон.

– В роскошную небольшую квартиру. Не в какую-то обычную, адействительно хорошую, современную, трехкомнатную квартиру. Мы вошли туда так,как будто давно там живем. Потом этот тип сказал: мистер Хайнс снимает этуквартиру, только не на свое имя, а на имя Хелен Ридли. В условиях договорапредусмотрено, что ему нельзя сдавать эту квартиру никому другому, и поэтому,чтобы ее не потерять, Ева должна выступать под именем Хелен Ридли. И мы должнывсем говорить, что ее так зовут, а она сама должна будет помнить об этом, когдак ней будут так обращаться. Потом он нам долго рассказывал о том, как труднобыло найти эту квартиру, как управляющая домом хотела помочь им, но не желаласлишком уступать, потому что потеряла бы свое место. Во всяком случае, Евадолжна выдавать себя за Хелен Ридли и тогда все будет в порядке.

– И что вы ответили на это?

– Я не поверила ни единому его слову, – сказала миссисВинтерс воинственным тоном. – Сразу, как только он начал говорить, ядогадалась, что это какая-то паскудная афера, но решила сидеть тихо, пока онсам не проговорится. Я была принята на работу как опекунша и решила выполнитьсвою задачу как можно лучше. Мистер Хайнс не может тут рассчитывать ни на какиефигли-мигли.

– Вы можете сказать, как он выглядит? – спросил Мейсон.

– Ему около тридцати лет, темные волосы, вылупленные глаза ион носит очки. Высокий, слегка как бы тестообразный.

– Скорее всего это тот же самый мужчина, который позжезаплатил остальным брюнеткам по десять долларов.

– То же самое сказала Кора, когда я ей его описала.

– Итак, Ева Мартелл была поселена в этой квартире как ХеленРидли. Было что-нибудь в этой квартире?

– Было ли там что-нибудь! – повторила Адела Винтерс. – Тамбыло абсолютно все. Одежда, белье, нейлоновые чулки, кремы – все, что можетбыть необходимо женщине. А этот представитель мистера Хайнса…

– Он сказал, как его зовут?

– За кого вы меня принимаете? – спросила она обиженнымтоном. – Это ведь очевидно, что Хайнсом был он сам. Это он написал объявление инапечатал в газете, это от начала и до конца его рук дело. Я убеждена в этом.

– Но он ни разу не назвал своего имени?

– Нет, он постоянно повторял, что является представителеммистера Хайнса. Одно я вам скажу точно: он быстро действует. Завел нас наверх,в квартиру, велел нам ждать там, пока он не вернется и чувствовать себя какдома. Потом очень поспешно ушел, наверное для того, чтобы сказать другимдевушкам, что место уже занято. Вернулся через полтора часа и сообщил намнемного больше подробностей.

– И что это за подробности?

– Прежде всего он сказал нам, что мы должны полностьюотключиться от нашей обычной жизни, должны жить в этой квартире и неподдерживать никаких контактов, кроме тех, что позволит Хайнс. Нам нельзязвонить кому-либо из знакомых, нельзя писать письма, ни пробовать связаться каким-либодругим способом.