Таким оно было до одиннадцати. В одиннадцать яоткрыла почтовый ящик и увидела сообщение. Черные буквы во весь экран: «Я натебя смотрю. Я тебя вижу. Азазель». Я прочитала это не меньше пяти раз, пытаясьпонять, что сие значит. Дурацкий розыгрыш, вот что. Я набрала в грудь воздуха,собираясь высказаться по этому поводу.

— Что за хрень, а? — разнеслось покомнате, разделенной прозрачными перегородками. Опережая меня, кричала ЛюдкаБаранова. Крайний слева стол. — Что за придурок послал мне это?

— В чем дело? — в проходе появилсяСергей Юрьевич, наш непосредственный начальник.

— Я спрашиваю, кто прислал мне этугадость? — не унималась Людка.

— Людмила, — теперь голос СергеяЮрьевича звучал укоризненно.

— Придурки… Нет, в самом деле, по-вашему,это смешно?

Она всех заинтриговала, народ потянулся к еестолу, на экране ее компьютера светилась надпись, в точности как у меня: «Я натебя смотрю. Я тебя вижу. Азазель».

— Чушь какая-то, — нахмуриласьЗинаида, глядя на экран. — Работать надо, а не шутки шутить.

— И мне такую же хрень прислали, —ритмично двигая челюстями с неизменной жвачкой во рту, сказала Ольга Лосева.

— И мне, — сказала я. — Толькочто обнаружила.

— А я еще утром. — Ольга недовольнооглядела коллег.

— Надеюсь, тебе не пришло в голову… —возмутилась Зинаида. Ольга ее перебила:

— Да мне по фигу. Пишет какой-то дурак отбезделья. — И она направилась к своему столу.

— А мне вот интересно, что это задурак, — возвысила голос Людмила.

— Премии за такие шутки лишатьнадо, — назидательно изрекла Зинаида.

— Да с чего вы взяли, что это кто-то изнаших? — возмутился Сергей Юрьевич.

— А кому еще надо? — резонноответила Людка.

— Отлично, — кивнул он. —Шутник уже слышал, будем лишать премии. А теперь давайте работать.

Все нехотя разбрелись по рабочим местам.

Где-то через час я отправилась обедать. В кафеко мне подошла Людка.

— Что ты об этом думаешь? — спросилаона хмуро, устраиваясь напротив меня за столом.

— О чем? — не поняла я.

— Кто, по-твоему, это написал?

— Понятия не имею. Ольга права: плюнь изабудь. На свете полно, идиотов.

— А почему нам троим? Он что-то имел ввиду. Нас ведь даже ничего не связывает, если не считать работы.

— Слушай, не забивай себе голову, —перебила я. — Кому-то пришла охота развлечься.

— Конечно. Знаешь, у меня странноечувство. Будто за мной и вправду кто-то наблюдает.

— Не валяй дурака. Из-за чьей-то глупойшутки…

— Да все я понимаю, — отмахнуласьЛюдка, уставившись в угол. Мыслями она ушла далеко отсюда. Голубая жилка нависке заметно пульсировала, руки нервно двигались от салфетки к ножу и обратно.Непрерывное бессмысленное движение, которое выдавало ее волнение. Над верхнейгубой выступили капельки пота, хотя в кафе работал кондиционер. Взгляд ее былстранным, точно она спала с открытыми глазами.

— Эй, — позвала я, но она неповернула головы и не отвела взгляда. Сидела, застыв, лишь руки нервнодвигались, будто жили сами по себе, и это почему-то было страшно. Нелепо истрашно. Не спасал ни гул голосов, ни смех, ни улыбки, ни брошенное на ходу«привет», ни солнечный свет, заливавший пространство кафе через огромное окно.Может быть, из-за яркого солнечного света фигура Людмилы казалась скорбной, какстатуя на могиле. Отрешенный взгляд, опущенные плечи. Она как будто видела своюсудьбу и смирилась с ней. — Мне не нравится твое настроение, — выйдяиз оцепенения, сказала я. — В конце концов, не одной тебе прислали этугадость. Хочешь, выясним, кто прислал? Хотя вряд ли… у нас умник на умнике… Вобщем, пьем кофе и забываем об этой глупости.

— Да, конечно. — Людмила вздохнула ипопробовала улыбнуться.

Ближе к концу рабочего дня мне понадобилосьсходить в архив. Наш офис находился в огромном девятиэтажном здании, гдерасполагалось множество контор, фирм, редакции двух газет. Кабинеты шли вперемешку,несведущему человеку разобраться было нелегко, оттого стены пестрели надписямии стрелками. Стена напротив наполовину из прозрачного пластика, взгляд терялсяв лабиринте больших и маленьких кабинетов. В шахматном порядке офисные лампы,вентиляторы. Отопление еще не отключили, из-за яркого солнца в помещении жарко,и вентиляторы работали вовсю, их ровное монотонное гудение было слышно даже вкоридоре. Я подошла к нужной двери, вставила ключ в замок. Ключ неповорачивался. Я, как водится, подергала дверь, чертыхнулась, попробовала ещераз повернуть ключ — с тем же результатом. Проверила ключ, на связке их былопять. Ни один не подошел.

— Да что это такое? — возмутилась я,обращаясь неизвестно к кому. И вдруг поняла, что за спиной у меня кто-то есть.Чувство было неприятное. Хотя по коридору вечно сновал народ, и в том, чтокто-то оказался рядом, не было ничего особенного, чувство все равно былотревожное. Я стояла, пялясь на замок, и боялась повернуть голову. А ещеприслушивалась. Тишина показалась мне странной. Ровный гул вентиляторов — ивсе. Ни звука шагов, ни обрывка фраз. Я никогда не думала, что тишина можетбыть такой давящей. В памяти сразу всплыли слова «Я на тебя смотрю. Я тебявижу». Я заставила себя повернуться. Жалюзи в кабинете напротив опущены,коридор пуст. — Какая чепуха, — пробормотала я в досаде, но чувствотревоги не проходило. Оно росло, переполняло меня, пока в конце концов мне незахотелось броситься со всех ног по коридору с громким воплем. Я увидела себяточно со стороны. Я бегу, рот открыт в немом крике, звука нет, лишь гулвентиляторов. И я с бледным лицом. Безумие. Нельзя поддаваться нелепому страху.И тут я услышала шаги. Кто-то не торопясь шел по коридору. Но вместо облегченияэто вызвало у меня тревогу. Тишина была нарушена, звук испугал еще больше. Ярезко повернулась и в то же мгновение услышала:

— Дверь не можешь открыть? — Ко мнешел Паша Завьялов. — Надо слесаря вызывать, заколебала уже.

Он подошел и начал возиться с замком, а ястояла рядом, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Все мои страхи яйцавыеденного не стоили. Невероятно, просто невероятно, как человек способеннапугать сам себя.

— Ну вот, — сказал Павел. Раздалсящелчок, и дверь наконец открылась.

— Спасибо, — улыбнулась я.