— Ты маг?

Красноволосый помялся, ответил с неуверенностью в голосе:

— Волхв.

— Что такое «волхв»?.. Колдун?

— Ближе к волшебнику, — ответил Олег осторожно. — Даже кчародею. В наших лесных краях волхвы знахарят, колдуют, ведьмачат, ворожат,кудесничают, заклинают, напускают, шепчут, акудничают, чаруют, сводничают,заговаривают, гадают, предвещают… Но волшбой — больше. Она в хозяйстве нужнее.

Мрак уже лежал перевязанный чистыми тряпицами. Зеленая жижапокрыла все обожженное тело. Глаза закрыл, лицо часто кривила судорога.Таргитай доковылял к окну, ахнул. Оранжевые горы золотого песка, отсюда похожиена застывшие волны, медленно наползали на башню! Верхушки дымились, сдуваемыеветром. Горы песка уже подминали под себя широкие плиты из камня.

Сзади послышался старческий голос хозяина, Гольша:

— Ежели вы не сотворенные… то можете потрапезовать со мной.

Пальцы старого мага связали в воздухе невидимый узор.Посреди комнаты возник, царапнув ножками пол, приземистый стол. Широкие дубовыедоски были опалены с угла, будто Гольш выдернул стол из горящего дворца, настоле блеснули старой медью четыре большие чаши с фруктами и овощами. Посередкевозник узкогорлый кувшин с цветами.

Мрак завозился на ложе, приоткрыл один глаз. Затуманенноеболью лицо начало проясняться. Таргитай поспешно двинулся к столу, забыв прострашные горы песка. Олег шумно сглотнул слюну, а Мрак с усилием приподнялся.

— В поле и жук — мясо… а мы в башне!

— А что едят в башне? — спросил Таргитай наивно.

Он ногой подгреб лавку, ухватил чашу обеими руками. Олегподходил с осторожностью, а Мрак издали сказал просительно:

— Из меня волхв, как из Таргитая работник… Мяса магия несопрет, это только стрелой охотника.

Гольш взглянул недоумевающе, щелкнул пальцами. Отодвинувчашу, а кувшин даже повалился, посреди стола возник на деревянном блюде жареныйпоросенок: с боков печеные куропатки, зелень, в боку торчит нож размером скиммерийский акинак. Комната сразу заполнилась одуряющим запахом жареного мяса.

Таргитай шумно потянул слюни. Гольш приглашающе повелруками:

— Насытимся, затем за неспешной беседой поведем речь одеяниях дивных и необычных. Вам есть о чем сказать, а ко мне давненько незаглядывали герои.

Таргитай с набитым ртом промычал:

— Герои — это кто?

— Мы, дурень, — ответил Олег.

Мрак с усилием разрезал поросенка, кривился от боли. Гольшпоглядывал то на него, то на странных спутников, явно колебался, затем передОлегом и Таргитаем медленно возникла, словно колеблясь, разваристая каша вглубоких тарелках. Пахло одуряюще вкусно, ложек не было. Олег сердито покосилсяна Мрака, тот скалил зубы, зачерпнул горстью.

— Кто не хочет помереть с голоду, должен научиться жрякатьхоть руками, хоть клювом… хоть чем.

Рот раскрывал с трудом, алые струйки из лопнувших губ теклис подбородка. Недожаренное мясо брызгало кровью, смешивалось с кровью Мрака. Оноживал на глазах, голодный блеск в глазах разгорался ярче.

— Не горюйте, — сказал он невнятным голосом. — Вы оба —волхвы, а я — черт-те что и сбоку пряжка. Мясо мешает волшбе, от него звереют.Это знает даже лавка, на которой мыслят ваши задницы.

Он ел уже быстро, жадно. Вместо вытекающей крови изразодранного рта вливалась ярая мощь, двигался живее. Крепкие волчьи зубызвучно перемалывали кости, остатки выплевывал на середину стола. Можно бы изчести к старому хозяину швырять под стол, но пса не видно, к тому же он неволхв, чтобы предвидеть, что там с ними будет. А здесь все ясно: маг шевельнетушами, дунет-плюнет — и все: стол исчезнет вместе с объедками!

— Да и что за поросенок, — сказал он быстро, видя, чтоТаргитай уже отодвигает тарелку с кашей. — Худой, как все здеся… Мелковат. Мнеодному на кутний зуб. К тому же мне выздоравливать надо, а вы оба как бычки навыгуле.

Яблоки и груши хрустели на его зубах как мелкие орешки,выплевывал одни хвостики. Гольш хмурился, ерзал. Он по-стариковски насытилсягорстью зерен. Наконец стол исчез, к удовольствию Мрака — с объедками. Старыймаг спросил нетерпеливо:

— Поведайте же, откуда и куда изволите странствовать такимдивным способом. И почему позволили себя так ранить?

Мрак откинулся, упершись спиной в стену. Быстро засохшаякорка зеленой мази лопалась, в щелях краснела плоть, но уже не кровоточила.Грудь медленно поднималась и опадала.

— Рази это дивный? — буркнул он окрепшим голосом. — Разираны? Таргитая девки сильнее…

Он умолк, кивнул Олегу. Молодой волхв живет умом, а несердцем, а ум может вытерпеть больше, чем сердце. У Таргитая от горечи в глазахтемно, а Олег лишь стискивает зубы, хмурится, но учится на своих ошибках и начужих.

— Для нас все здесь дивное, — сказал Олег. — Как тольковышли из Леса… Первое диво — сама Степь. Разве мы могли подумать, что естьместа, где деревья не теснятся, не смыкаются кронами так, что неба не видно?..Разве могли знать, что на свете есть еще люди?.. Мы били зверей дубинами, а птиц— стрелами с наконечниками из кремня, избы рубили каменными топорами!

В единственном окошке за решеткой медленно загоралисьзвезды. Гольш слушал, переводил потрясенный взгляд с одного на другого. Лицастранных гостей мрачные как грозовые тучи, но молнии жгут и терзают их изнутри.В каждом поселилась боль. Похоже, что вся их звериная мощь растоптана, унижена,а надежды на скорую победу развеяны в дым. Больше всех страдает золотоволосыйварвар. Гольш не мог выносить его ярко-синих глаз, полных недоумения и обиды.Лучше всех держится волхв с зелеными глазами, но лишь держится: умеет скрыватьболь и разочарование.

— Вам горько? — спросил Гольш сочувствующе. — Взрослеете…Человек взрослеет, когда больно. Да что там взрослеет! Человек живет, когда емугорько и больно. Он тогда лишь человек, когда болит душа.

— Почему? — спросил Таргитай испуганно.

Гольш пожал плечами:

— Не знаю. Душа — странная вещь. Она есть лишь тогда, когдаболит. Иначе ее нет вовсе. И человека нет.

Мрак перестал сыто отдуваться, буркнул:

— Тогда мы существуем. Еще как существуем! Я вообще,наверное, бессмертный.

Он скривился, осторожно отклеился от стены. На каменнойплите остались красное пятно и темные сгустки зеленой слизи. Олег осторожноуложил друга на лавку, Мрак закрыл глаза.

Гольш поднялся:

— Почивайте. Утром я зайду.

Мрак прошептал угасающим голосом: