раз, когда на вас нападёт отчаяние, то вспомните себя на море, представьте себя плавающей…

И да, Оленька, пишите! Заведите себе блокнотик и записывайте то, что приходит вам в голову. Не думайте о грамматике, не думайте о стиле… просто возьмите ручечку или карандашик, – Геннадий Вадимович многозначительно посмотрел на неё, ожидая подтверждения того, что его слова услышаны. Заметив кивок Ольги, доктор продолжил, – да-с, перенесите свои мысли на листочек бумаги. Это тоже чрезвычайно важно – это тоже одни из ваших костыликов. Запомните, Оленька, всего лишь одни из… не единственные, за которые бы будете цепляться. Это одни из множества костыликов, которые вам помогут идти дальше!

И Ольга помнила. Вот и сейчас, задумчиво глядя на спокойное море, Ольга перебирала в памяти все воспоминания обо всех морях, на которых она когда-то была. Торопиться ей было некуда – до последней электрички ещё было несколько часов, а дома… то есть в квартире, в которой Ольгу радушно приютили на первое время, её ждал только ноутбук.

Ольга достала блокнот и ручку и начала писать:

"Море может быть разным. Море может гневаться и штормить, море может быть спокойным… У каждого моря разная энергетика. Есть моря с "живой" водой. После купания в этом море ощущаешь прилив сил и энергии. Такие моря оживляют забытые воспоминание. А есть… – Ольга задумчиво прикусила кончик ручки, почти также, как делала, когда училась писать, – "мёртвое" море. Как в сказке! "Мёртвое" море может помочь собрать себя по частям, как маленькие кусочки пазла собираются в большую целую картинку…"

Теперь Ольга поняла, почему оказалась именно в это время в этом месте – ей нужно было найти своё море с волшебной "мёртвой" водой. И именно нужная ей "мёртвая" вода и шелестевший над головой бриз, были первым шагом к новой жизни…

Машина времени

– Нуте-с, душенька-Оленька, что расскажете новенького о душевном здоровьице?

По своему обыкновению Геннадий Вадимович стоял перед окном, заложив руки за спину и задумчиво глядя, как закат играет яркими лучами в тёмных кронах высоких деревьев.

– Лечусь, – неопределенно ответила Ольга.

– То, что вы, милочка, лечитесь – это факт! Иначе были бы вы, дорогуша, в совершенно другом месте! – С какой-то доброй иронией сказал Геннадий Вадимович, – А вопросик мой был про здоровьице ваше драгоценное!

Ольга молчала. Некоторые вопросы Геннадия Вадимовича ставили её в тупик. С реальным доктором было проще – он задавал вопросы и потом спрашивал готова ли Ольга говорить на эту тему сегодня. Если Ольга была готова, она отвечала. Хотя чаще всего она говорила, что не готова и ответы переносились на когда-нибудь "потом".

В отличие от живого и деликатного Александра Николаевича, доктор из прошлого не назначал точное время для консультаций – Геннадий Вадимович появлялся неожиданно, без предупреждения и настаивал на немедленных ответах. Хотя нет, доктор-призрак ни чём не настаивал, не требовал, не просил, не выражал желаний он… просто в мягкой и шутливой форме затрагивал в душе Ольги какие-то тонкие струны так, что ей хотелось отвечать самой. Искренне и честно отвечать.

Возможно это тоже был самообман, связанный с тем, что Геннадия Вадимовича, как выразился как-то Александр Николаевич "уже давно не было в живых". А значит, доктор-призрак уже чисто физически не мог случайно кому-то "проболтаться" о состоянии Ольге, или о том, что она говорила.

– О чём вы, голубушка, так надолго задумались? – Прервал размышления девушки Геннадий Вадимович, – будьте так любезны, размышляйте вслух.

Ольга не хотела думать "вслух", особенно о своих страхах по поводу Александра Николаевича, поэтому продолжала молчать. Геннадий Вадимович тоже не собирался сдаваться.

– Ну, право, Оленька, – с разочарованием говорил Геннадий Вадимович, – мы же с Вами уже давно знакомы, а вы… Ну, право слово, так подозрительно неразговорчивы, что я уж начинаю сомневаться правильно ли мы вам с коллегой костылики-то подобрали?

Ольга упорно молчала. И на подсознании она понимала, что молчит не потому, что не хочет, а потому что не может… психологически не может. В голове, голосами родственников и знакомых, как молотом стучало: "молчи, а то опять чушь будешь нести"!

– О, у меня гениальнейшая идея, – воскликнул и поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем, – а позову-ка я Андрюшеньку! Сдаётся мне, что вы, милейшая Оленька, заблудились в дебрях собственного подсознания! И гений Андрюши будет для вас, ой, как кстати!

Ольга молча наблюдала, как Геннадий Вадимович открывает окно и кричит сквозь прутья решётки куда-то вниз:

– Андюшенька, свет наш ясный, зайди-ка к душеньке-Оленьке! – И добавил уже обращаясь к ней, – скоро придёт Андрюшка. Наверное опять, обормотище эдакое, в подвал залез и новую теорию сочиняет. Опять баба Глаша жаловаться на Андрюшку будет, что формулами стены исписывает! К слову, Оленька, а вы уже видели математические художества Андрюшеньки?

Ольга отрицательно покачала головой.

– Загляните на досуге в подвал седьмого корпуса, там он, подлец, таится от бабы Глаши.

В палату вошёл растрёпанный Андрюшенька со следами меловой пыли на пальцах и одежде.

– А вот и Анрюшенька-голубчик к нам пожаловали-с! – Воодушевлённо встретил гостя Геннадий Вадимович, – Андюшенька, милок, закавыка у нас с Оленькой случилась! Задаю я, значит, голубушке нашей Оленьке, вопросики, а она молчит! Будь добр, касатик, поговори с Оленькой на одну из ваших молодёжных тем. А я, старик, послушаю вас.

– Ольга, – очень серьёзно начал Андюшенька, – а Вы ч-ч-читали к-к-книги старины Б-б-берни?

– Кого?! – От неожиданности и удивления Ольга чуть ли не перешла на крик.

– Б-б-берни… – уточнил Андюшенька и от смущения стал заикаться ещё сильнее, – Б-б-берни Уэллса. Н-недавно я н-нашёл в п-п-п-подвале пе-пе-первый эк-к-к-земпляр ро-ма-мана "В-в глубь в-веков". К-к-к-как г-г-г-говорит Ге-ге-ген-надий Ва-ва-вадимыч, п-п-презанят-т-нейшая в-ве-вещица п-про ма-ма-машину в-в-времени…

Ольга внимательно слушала, как Андюшенька заикаясь старается пересказать сюжет "презанятнейшей вещицы". Сюжет казался Ольге очень знакомым. Ей даже казалось, что она уже когда-то читала эту книгу… возможно в другом переводе или другой адаптации?

– Так, это ты, оболтус, стибрил со стола книгу? – Возмущённый оклик Геннадия Вадимовича прервал размышления Ольги и пространный пересказ Андрюшеньки. Доктор между тем продолжал негодовать, – лежал, значит-ца у меня томик на столе, почитывал я его на досуге, а тут глядь, а томика-то и нет! Признавайся, Андрюшка-обормотище, – допытывался доктор, – ты книжицу со стола втихаря умыкнул?

– П-п-по-милуйте, ува-ва-ва-жаемый Ге-ге-ген-надий Ва-ва-ва-ва-димыч, – ещё больше заикаясь оправдывался Андрюшенька, – че-че-чес-ное с-с-лово, в п-по-по-двале в к-к-ка-коробке на-на-на-шёл!

– Кто же тогда-с свистнул-то книжицу? – доктор озадаченно воздел руки вверх, – Аллочка, или баба Глаша? Кажется догадываюсь… – и задал вопрос, повернувшись к глухой стене, – А скажите-ка, мне, милейшая Глафира Антоновна, книжицу с моего стола такую,