Она вытерла ладошки об одежду, поглядела в дрожащие, подернутые поволокой глаза и ясно произнесла:

— Я маме скажу!

В красивых («бараньих», хладнокровно заключила Саша) Толькиных глазах метнулась тень беспокойства.

— И тете Оле! — злорадно добавила Саша, по-солдатски развернулась на пятках, скрипнув сандалиями, и гордо удалилась, потирая покрасневшее ухо.

— Шу-урки-ин! — за спиной раздался заискивающий Вовкин голос. — Тебе больно, что ли?.. Ты, сеструха, это… извини!

Саша остановилась, но поворачиваться не стала. После подобного вступления можно было рассчитывать на многое. Впервые из уст брата прозвучало что-то похожее на извинения, гордость — часть ветровской породы.

— Слышь, ты… мамке не говори, — неуверенно пробормотал Вовка, обращаясь к каменной сестренкиной спине.

Саша молчала.

— Эй! — В голосе брата появилась досада. — Ты чё, не слышишь, что ли?

Саша повернулась к Вовке, глянула ему прямо в глаза и веско произнесла:

— Полы в своей комнате сам мыть будешь, понял?

Вовка нахмурился:

— Ты чё, спятила? Буду я бабским делом заниматься!

Сзади раздался предостерегающий посвист. Толик стоял опустив голову, засунув руки в карманы и специально не глядел в сторону переговорщиков.

Вовка поглядел на товарища и сердито буркнул:

— Лады, тогда и тете Оле не болтай! — Брат не удержался и добавил: — Соплюха, соплюха и есть!

Саша покраснела, отняла руку от уха и пошла домой. Вначале медленно, затем все быстрее и быстрее. Крепкие стебли одуванчиков стучали по голым коленкам. Девочка бежала во всю прыть, словно пытаясь убежать от своей первой неудавшейся любви и первого разочарования.

В следующий раз Саша влюбилась через пять лет. Срок долгий для непостоянного девичьего сердца. То ли поговорка про девичьи слезы, не более долговечные, чем роса, оказалась ошибочной, то ли Александра была вылеплена из особого теста.

Сергей Петрович вел уроки математики. Саше нравилось в нем все. Он казался сильным и надежным. Писал на доске мелким четким почерком, непринужденно переходя с правой на левую руку. Опрятно вытирал от мела небольшие сильные руки с гибким, живущим самостоятельной жизнью большим пальцем. Говорил тщательно артикулируя, экономно. Следовать за его объяснениями было удивительно легко и просто. Математика стала казаться Саше такой же простой, ясной и искренней. В ней не было двусмысленностей, туманных ответов, означавших «нет», когда произносилось «да». В мир вернулась устойчивость.

Саша выходила вперед, задерживала на секунду дыхание, как перед прыжком в холодную воду, и начинала отвечать. С каждым ее словом лицо Сергея Петровича расправлялось, разглаживалось, и вскоре учитель выглядел не старше, а то и младше своих учеников, до того младенчески довольным было его лицо. В глубине глаз вспыхивал огонек, придающий их серому тусклому оттенку первозданный голубой отсвет. Он слушал четкие ответы своей ученицы и краснел от удовольствия.

Собранная, стремительная Ветрова легко схватывала материал, а в ее речи прослеживалось необычное для девочки стремление к логичности. Учитель одобрительно кивал, почесывая левую щеку, что означало высшую степень удовлетворения. В случае несогласия математик неистово дергал себя за мочку правого уха, что, к слову сказать, не раз спасало самых нерадивых от полного провала.

Саша чувствовала себя необычайно счастливой. Она угадывала в восхищенных глазах Сергея… Петровича свое увеличенное отражение, отчего захватывало дух! В этот момент Саше чудилось, что ее уносит вверх необычайно теплый ветер. Он поднимает ее все выше, выше, все ближе и ближе к солнцу. Ей становилось горячо, почти жарко, Саша закрывала глаза и в оранжевой, пронизанной теплом темноте откуда-то сверху доносился Его голос: «Отлично, Ветрова… пять!»

Голос учителя диссонировал с апельсиновым настроением, ей хотелось, чтобы слова, им сказанные, были немного другими, она готова была прошептать: «Зовите меня Сашей… Сергей!» — но боялась промолвить хоть слово, чтоб не нарушить волшебства, и… приземлялась на свое место, так и не открыв глаз.

Еще мгновение Саша слышала в себе тонкий шелест, последние звуки уносящегося прочь теплого ветра, а потом открывала глаза. Зеленая доска. Серо-голубые стены неопрятного оттенка. Сергей Петрович больше не глядел на нее, а записывал на доске условия задачи. Саша несколько секунд смотрела на его аккуратно подстриженный затылок с двумя макушками, манжет сине-белой полосатой рубашки, выглядывающий из рукава отвратительно коричневого костюма, и бралась за ручку. Она знала, что сделает все, чтобы еще раз вызвать это упоительное оранжевое настроение.

Чудо продолжалось целую вторую четверть. А потом Саша встретила Сергея Петровича в рыбном магазине. До того сталкиваться с ним вне школы ей не приходилось, и она понятия не имела, как выглядит учитель «в миру». А выглядел он не очень. И дело было даже не в том, что он был не один, а под руку с огромной толстухой, возвышавшейся над своим кавалером на добрых полголовы. Саша так и не смогла понять, что ей показалось более отвратительным: крошечные тельца минтая, смерзшиеся в один ком и проглядывавшие сквозь крупные ячейки бежевой авоськи, или огромный живот спутницы Сергея Петровича, бесстыдно распахнувший полы темно-синего пальто с коричневым каракулевым воротником. Толстуха была беременна, а самое ужасное состояло в том, что невозмутимый математик сновал вокруг своей супружницы с необычайным энтузиазмом. Он напоминал крепкого кривоногого паучка, вожделеюще перебирающего лапками вокруг неповоротливой и опасно смирной самки.

Маленький кургузый мужичок не имел, казалось, ничего общего с витающим в эмпиреях высокой науки математики учителем. Разочарование было столь же сильным, как если бы Саша вошла в родительскую спальню в самый неподходящий момент. Она вполне допускала, что секс интересует озабоченных ровесников, нездоровых дяденек в подворотнях и развратных бабищ с сиськами наружу — но любимый учитель и огромная посторонняя тетка?..

Саша разглядывала семейную пару сквозь пелену злых слез. Нет, женщина была не такой уж толстой и смотрелась огромной только на фоне невысокого Сергея Петровича. У нее оказалось округлое миловидное лицо с аккуратным венцом замечательной пшеничной косы. Она близоруко сощурилась на мужа и бережным движением стряхнула с рукава его пальто след от немилосердно подтаявшего минтая. Супруги весело переглянулись и двинулись навстречу Саше. Та резко отвернулась и вжалась носом в толстое стекло неисправной рыбной витрины. В грязных прямоугольных пластмассовых поддонах осталась бурая вода дурного запаха, а в одном зияла несвежими внутренностями большая рыба неизвестного вида. Саша закрыла глаза и дала себе горячую клятву, что отныне никогда, никогда не возьмет в рот ни кусочка рыбы! А самое главное, никогда не забудет, что все, все мужчины устроены одинаково!

Людям свойственно желание испытывать сильные чувства. Очень часто несбывшиеся ожидания реальных переживаний находят приют в мире воздушных фантазий. Новое увлечение появилось в Сашиной жизни вместе с Алей Акимбетовой, застенчивой веснушчатой рыжеватой девчонкой. Нудная обязанность помогать однокласснице с учебой обратилась неожиданным праздником. Конечно, ничего такого уж особенного в Алькином увлечении индийским кино не было. По крайней мере, на первый взгляд.