– Погоди, – сказал Смолин, – а не могло дозолотишка добраться НКВД? Ему ж в тридцать седьмом как раз и пришили убийствоКутеванова, значит, могли допросить, вытрясти правдочку, послать людейпотихоньку…

– Возможно, – сказал Кот Ученый, – но чистотеоретически. Все обстоятельства его бесславной кончины опять-таки подробноизложены в трудах перестройщиков – с опорой на архивные дела и воспоминаниянедостреленных. Подмели его и шлепнули в самое шальное время тридцать седьмого,когда грохотал конвейер: быстренько выбить показания, быстренько приговорить,быстренько шлепнуть. По этому делу шла целая группа, что-то там насчет связей сТухачевским… Взяли их всех скопом, скопом мутузили, скопом расстреливали. Всамые сжатые сроки. Никакой тебе индивидуальной разработки и долгихпсихологических игр. Великолепный сюрреализм получился, если разобраться:следак, который вел его дело, должно быть, копнул биографию и, высмотревинцидент с броневиком, возликовал: ага, тут и думать долго не надо, не стоитничего придумывать. Тонул вместе с героическим командиром полка, выплыл один?Значит, по заданию троцкистов – так, между прочим, в деле – Кутеванова иухлопал. Прецеденты известны. И никто представления не имел, что выдуманное наскорую руку обвинение, вот парадокс, было в данном конкретном случае чистейшейправдой… Следака, кстати, тоже шлепнули, когда пришел Лаврентий Палыч ипринялся чистить органы от всякого дерьма… Что?

– Погоди-ка, – прервал его Смолин, глянув вокно. – Это определенно по нашу душу…

Прямехонько у калитки стоял милицейский «уазик», идоблестные силы правопорядка в количестве одного молодого сержанта как раззаглядывали через заборчик палисадника.

– Интересные дела, – процедил Смолин сквозьзубы. – Вроде бы ничего такого случиться не должно, но кто ж их знает…Ладно, на виду ничего предосудительного, да и оснований для обыска вроде бынет. Сиди, а я пойду посмотрю.

Он проворно спустился на первый этаж. Глыба выглядывал изотведенной ему комнатки с настороженно-философским видом старого лагерногоходока, привыкшего в любой момент ждать от жизни самого худшего, равно как инеожиданного.

– Схоронись, – велел ему Смолин негромко. –По твоим хвостам нагрянуть не могли?

– Да не оставил я хвостов…

– Ничего с собой такого?

– Ничего, от чего отбояриться нельзя…

– Ну, ладненько, – кивнул Смолин. – Пойдупогляжу, чем обязаны такому визиту…

Отпихивая ногой отчаянно пытавшуюся прорваться следом за нимв палисадник Катьку, он пролез в калиточку – со спокойным, благодушным видомпредельно честного обывателя, ни в чем противозаконном не замешанного:почесывая пузо под футболкой, глупо улыбался, вообще держался раскованно.

Перекинулся парой слов. Сходил в машину, чтобы достать избардачка права, как документ, в данном случае вполне удостоверяющий личность.Перегнувшись через хлипкий заборчик, расписался там, где указали – и вернулся вдом нимало не озабоченный.

– Ерунда, – бросил он выглянувшему Глыбе. –Свидетелем тащат, и заранее ясно, что не по собственному делу, какового, собственно,и нет…

Поднявшись в мансарду, налил себе полный стакан пивка и сбольшим удовольствием выцедил до донышка. Чертыхнулся сквозь зубы:

– С-суки, вечно теперь нервотрепки ждешь…

– Что там?

– Да ерунда, – сказал Смолин. – Велено мнезавтра быть в качестве свидетеля у дознавателя Кияшко. Это наверняка из-заГоши, чтоб ему ежика родить супротив шерсти… Ну да, и адрес соответствующий…Ладно, это мы – махом… – он опустился в кресло и с силой потер ладонямилицо. – Блин, дадут когда-нибудь работать нормально… Итак… Что мы имеем?Есть шанс на то, что саквояж с его аппетитным содержимым все еще покоится надне Шантары…

– Огромный шанс!

– Давай считать, что это просто шанс, – хмуросказал Смолин, – чтобы потом в случае чего не было обидно за пустышку…Значит, что? Значит, нужна лодка и соответствующий аппаратик…

– Мы с Фельдмаршалом за день провернем. Не бог вестьчто, раздобудем в два счета. Аккуратненько поплаваем, типа рыбаки, да иаквалангом никого на реке не удивишь, сам знаешь, у меня с этим неплохо…

– Знаю, – проворчал Смолин. – Ихтиандр ты унас, чего уж там… Да и я ради такого дела сам нырну…

– Ты ж нырял-то раза два…

– Четыре. Кое-какой опыт есть. Я сам полезу, –твердо сказал Смолин. – Если найдем, я сам полезу. Я с детства слышу проэтот долбаный броневик, с пионерского светлого детства… Даже реферат сочинял впятом классе к какой-то дате, как сейчас помню…

– Думаешь, стоит?

– Стоит, – сказал Смолин. – Не бог вестькакое свершение, вы, в случае чего, подстрахуете… Я его должен увидеть сам,понимаешь? Исторический броневик.

– Да ладно, ладно… Только вот что, Вася… На сей разделим поровну. Согласись, ситуация требует. Сейчас не ты рулишь и организуешь,нам процент отстегивая, а я, собственно говоря, в одиночку и нарыл.

– Ценю твое благородство, – кивнул Смолин. –Мог бы и в одиночку шукать, никого не посвящая…

– Ну, мы ж – старая команда, – усмехнулся КотУченый. – Уж если мы начнем по углам сальце растаскивать и жрать водиночку… Но все равно, Вася, дело такое, что требует доли.

– Да ради бога, – искренне сказал Смолин. – Яразве против? На всех поровну, коли уж специфика такая… Я разберусь с ментами исгоняю в Предивинск за копанкой, а вы, соответственно, тем временем готовьтелодку и аппарат.

– И еще знаешь что? – улыбнулся Смолин.

– Что?

– Мы найдем броневик.

– Да уж надеюсь…

– Нет, Вадик, ты не понял, – сказал Смолин. –Есть там саквояж или нет, если мы найдем броневик – а куда ему, собственно,деться-то из реки? – мы его найдем широко и гласно, с большим шумом, ссенсациями падкой на подобные сюрпризы бульварной прессы, с телекамерами ипрочей бодягой… Усекаешь?

– А – зачем?

– Что-то мне на старости лет возжелалось рекламы,огласки и прочих неосязаемых меркантильностей. Представляешь заголовки?Благородные возвращатели… – Смолин посерьезнел: – Слушай, ты всеэто, – он кивнул на рассыпанные по столу бумаги, – изучил?

– Абсолютно.

– Про саквояж только здесь упоминается?

– Ага, и нигде больше.

– Господи, прости, – пробурчал Смолин,аккуратненько выдирая страницу и сворачивая из нее некое подобие кулечка. –Не такой уж это научный и культурный раритет, чтобы переживать. Так что безлишнего чистоплюйства, не интеллигенты, чай…

Он щелкнул зажигалкой и поднес огонек к верхнему краю«кулька», держа его горизонтально. Высохшая за шестьдесят с лишним лет бумагазанялась моментально, высоким бездымным пламенем, взметнувшимся поначалу такяро, что Смолину пришлось отшатнуться. Быстро исчезали темно-коричневые «яти» и«еры», таяли строчки покаянных раздумий. Когда пламя приблизилось к пальцам, онуронил пылающий кусок в пепельницу, а потом придавил пепел торцом зажигалки.