– Я не могу. Мне нехорошо, – солгала она. Она былаочень красива в эту минуту – бледное лицо и руки словно светились в лунномсвете, но она не видела этого.

– Нет, ты не больна. – Он знал ее как свои пятьпальцев. Разговаривая с ней, он расстегивал на груди рубашку. Он тоже устал, ноне желал, чтобы она сидела взаперти в своей комнате, наедине со своим горем.Именно для этого он и пришел.

– Грейси! – Голос его зазвучал тверже.

Она села в постели, устремив глаза на дверь, словно виделасквозь нее отца. Теперь она выглядела напуганной.

– Не входи, папа! – Голос ее задрожал. Она словнознала, что он всесилен, она страшилась его… – Папа, не надо!

Она слышала, что он налег на дверь всей своей тяжестью,спустила ноги на пол и так сидела, вытянувшись в струнку, словно ждала… И тутуслышала, что он уходит! Но продолжала сидеть на краешке постели, дрожа всемтелом. Она слишком хорошо его знала. Он никогда ни от чего так легко неотказывался – не откажется и сейчас.

Через минуту он возвратился, и в замке послышалось лязганьежелеза – нечто вроде отмычки… И вот он уже стоит на пороге с обнаженной грудьюи босой. На нем только брюки. Он раздражен.

– Тебе не следовало запираться. Ты знаешь, что, кроменас, в доме никого нет и что я не обижу тебя.

– Я знаю… я… я не могла… прости, папа!

– Это уже лучше. – Он подошел к ней ближе ивзглянул на дочь строго. – Тебе незачем сидеть здесь и печалиться. Почемубы нам не пойти ко мне, и мы немного поговорим.

На лице его была написана отеческая забота, он былраздосадован ее упорным нежеланием говорить. Она подняла на него глаза, и онзаметил, что она вся дрожит.

– Я не могу… я… страшно болит голова.

– Ну-ка, пойдем! – Он склонился и, схватив ее заруку, рывком поднял. – Поговорим у меня!

– Я не хочу… я… нет! – выкрикнула она и с силойвысвободила руку. – Я не могу! – закричала она.

На этот раз он разозлился по-настоящему. Не станет он большеиграть с ней в кошки-мышки! Только не теперь. И уж точно не нынче вечером. Нетсмысла, нет необходимости. Она помнила, о чем просила ее мать. Глаза отца жглиГрейс, пальцы его сжались на ее предплечье еще сильнее.

– Нет, ты можешь – и ты сделаешь это, черт побери!Пойдем ко мне в комнату! Я сказал!

– Папа, пожалуйста… – Голос ее сорвался, она ужевсхлипывала, а он продолжал тащить ее силой к себе в спальню. –Пожалуйста… мама!

Грейс уже ощущала стеснение в груди, дыхание ее становилосьхриплым.

– Ты слышала, что говорила мама, когда умирала! –гневно бросил ей в лицо отец. – Ты знаешь, что она велела тебе…

– Ну и что?!

В первый раз за всю свою жизнь Грейс возразила ему! Преждеона лишь хныкала или плакала, но никогда не боролась с ним. Она умоляла, ноникогда не спорила. Это было нечто совершенно новое – и это ему не нравилось.

– Мамы теперь нет здесь. – Грейс дрожала с головыдо ног, но не отводила взгляда, лихорадочно ища в себе где-то в глубине душито, чего там прежде не было. Сил, мужества, чтобы противостоять отцу.

– Правда, ее больше нет. – Он улыбнулся. – Втом-то и дело, Грейс. Нам не нужно больше прятаться – мне и тебе. Мы можемделать что захотим! Теперь начинается наша жизнь… наше время… и никто ни о чемне будет знать…

Он подался к ней, сверкая глазами, но она отступила. Тогдаон обхватил ее обеими руками – и одним движением разорвал тонкий розовый нейлондо самого подола, потом сорвал жалкие клочки с ее плеч.

– Ну вот… это уже лучше… не правда ли? Этого нам ненужно больше… нам ничего не нужно… мне нужна только ты, маленькая Грейси… мненадобно лишь мое дитя, которое так меня любит и которое я обожаю…

Говоря это, он расстегивал брюки, и вот уже освободился отних, и от плавок тоже – теперь он стоял перед ней обнаженный.

– Папа… пожалуйста, – прозвучало долгим вздохом,полным горя и стыда. Она опустила голову, чтобы только не смотреть на него,хотя зрелище это было ей хорошо знакомо. – Папа, я не могу…

По щекам ее градом покатились слезы. Он не понимал! Онаделала это для нее, потому что та умоляла! Она делала это годами – с тринадцатилет… с тех самых пор, как мать заболела и впервые была прооперирована. А дотого он избивал мать, и Грейс слушала ее крики и стоны ночь за ночью, рыдая усебя в спальне. А по утрам мать, не умея скрыть синяки, рассказывала, какупала… или наткнулась на что-то в темноте… как поскользнулась… Но это не былотайной. Все они обо всем знали. Никто поверить не смог бы в то, что Джон Адамсна такое способен, но он был способен и на большее… Он колотил бы и Грейс, ноЭллен никогда ему этого не позволяла. Она просто не сопротивлялась его кулакам,подставляя под удары собственное тело, раз за разом, и лишь велела Грейсзапираться в спальне.

Дважды у Эллен случались выкидыши от побоев – в последнийраз уже на шестом месяце. После этого она не беременела больше. А побои былистрашными и жестокими, но достаточно умелыми и «профессиональными», чтобысиняки можно было скрыть под одеждой или же объяснить иными причинами, еслиэтого захотела бы Эллен. А она с радостью делала это. Она любила его еще сюности – он был самым красивым парнем в городке, и Эллен понимала, какнеописуемо ей повезло. Родители ее были очень бедны, и она даже не закончилашколу… Она была красавицей, но знала, что без Джона просто пропала бы. Онвсегда говорил ей об этом, и она верила его словам. Ее отец тоже поколачивалее, поэтому, когда Джон впервые поднял на нее руку, это не показалось ей нистранным, ни тем более ужасным. Но дела у них шли все хуже, год за годом – ивот он уже грозит оставить ее, потому что она такая никчемная. Он– заставлял еепокоряться любому его желанию, грозя бросить… А Грейс подрастала и делаласькрасивее с каждым днем – и вскоре стало ясно, чего он хочет и на что придетсяпойти Эллен, чтобы муж не покинул ее. А потом Эллен заболела, и операция, апотом и химиотерапия сделали ее неспособной к полноценному исполнению долгасупруги. И тогда он заявил ей напрямик, что если она хочет оставаться егоженой, то придется придумать что-нибудь, чтобы он мог быть счастливым. Очевиднобыло, что сама Эллен больше не может дарить ему счастья, не в состоянии даватьему того, чего он так хочет. Но Грейс могла. Ей было тринадцать, и она былаочаровательна.

Мать все ей объяснила, чтобы девочка не испугалась. Что ейследует кое-что сделать для своих папы и мамы – может, преподнести им подарок,помочь папе стать счастливым и помочь мамочке… Она просто станет частью их – апапа полюбит ее еще крепче, чем прежде… Поначалу Грейс не поняла, потомзаплакала. Что подумают ее друзья, если узнают? Как сможет она заниматься этимс папой? Но мама продолжала твердить, что она должна им помочь… что онаобязана… что мамочка умрет, если она ей не поможет… что папочка их оставит, чтоони будут брошены на произвол судьбы и некому будет о них позаботиться… Онарисовала перед девочкой ужасающие картины, она своими руками возлагала наплечики Грейс тяжкое бремя ответственности. Девочка согнулась под этимбременем, ее ослепил ужас того, чего от нее ожидают. Но они так и не дождалисьее согласия.