– О Боже… о Боже… – Она все еще задыхалась, судорожноприжав руки к горлу, не сводя с него глаз. Она чувствовала во рту терпкийпривкус его крови, но не хотела прикасаться к раненому. В крови была она сама ипостель, но Грейс ни о чем не могла думать, кроме слов матери: «Будь доброй спапочкой… будь добра к нему… заботься о нем… всегда заботься о своем отце…» Иона позаботилась. Она застрелила его. Отец обшаривал взглядом комнату, но был,похоже, парализован – конечности его оставались неподвижны, а глаза устремилисьна нее с выражением ужаса. Грейс забилась в угол, продолжая смотреть на него, итут судорога пробежала по всему ее телу, и Грейс вырвало прямо на ковер.Справившись с собой, она силой заставила себя подойти к телефону и набраланомер оператора.

– Мне нужно… «скорую»… «скорую»… мой отец – онзастрелен… я убила отца… – Она с трудом дышала, но все же продиктовала адрес. Апотом просто стояла, глядя на отца. Он так и не пошевелился, а член его обмяк.Этот орган, который так пугал ее всегда, так истязал ее, казался теперь такимбезобидным – и отец тоже. Он внушал теперь лишь отвращение и жалость, кровьпродолжала изливаться из раны на горле. Время от времени он постанывал. Грейсзнала, что сделала нечто ужасное, но выхода у нее не было. Пистолет она все ещесжимала в руке. Когда явилась полиция, то застала ее скорчившейся голышом вуглу. Она хрипела и задыхалась в жестоком приступе астмы.

– О Господи… – тихо произнес полицейский. Потом заметилее и осторожно отобрал у нее оружие. Другие прошли вслед за ним в комнату.Младший офицер хотел было накинуть ей на плечи одеяло, но остановился, заметивсиняки на ее теле, пятна крови и – ее взгляд. Она казалась совершенно безумной.Словно побывала в аду и вот медленно, шаг за шагом, возвращалась назад…

Отец был еще жив, когда приехала «скорая». Пуля повредилаему позвоночник, к тому же врачи подозревали, что она, срикошетив от кости,проникла в легкое. Он был полностью парализован и ни слова не мог вымолвить.Когда его увозили, он не взглянул на Грейс. Веки его были опущены, врачи давалиему кислород. Он едва дышал.

– Он выкарабкается? – спросил старший полицейский,когда носилки уже погрузили в машину и включили сирену.

– Трудно сказать, – отвечал доктор и, понизивголос, прибавил: – Маловероятно.

Офицер покачал головой. Он знал Джона Адамса еще с тех пор,как учился в школе. Джон вел его бракоразводный процесс. Чудный парень. С какойстати, в самом деле, девчонка стреляла в него? Войдя в комнату, он сразузаметил, что ни на нем, ни на ней не было одежды, но это могло означать все,что угодно. Одно по крайней мере ясно – все произошло после того, как оба леглиспать. Возможно, Джону не нравились пижамы. А вот почему девчонка голая – этоуже другое дело. Очевидно, что с ней не все ладно – может быть, смерть материслишком сильно потрясла ее. Возможно, в этой смерти она винила отца. Ну, что бытам ни было, в процессе следствия все выйдет наружу.

– Как там она? – спросил он одного из младшихофицеров.

К тому времени в комнате было уже около дюжины полицейских.Это обещало быть самым громким делом в Ватсеке – с тех самых пор, как сынсвященника, накачавшись наркотиками, покончил с собой десять лет назад. Тогдабыла трагедия, а вот теперь, похоже, грядет скандал. Еще бы, такой человек, какДжон Адамс, – и застрелен родной дочерью. Да, это настоящее преступление,к тому же огромная потеря для всего городка.

– Она под кайфом? – спросил он, пока фотографделал снимки места преступления. Оружие преступления уже со всемипредосторожностями поместили в пластиковый пакет и унесли в машину.

– Да нет, не похоже, – ответил молодойполицейский. – По крайней мере на первый взгляд. Мне кажется, она слегкапомешалась, к тому же очень напугана. У нее астма, и ей тяжело дышать.

– Печально слышать, – саркастически ответилстарший офицер, еще раз внимательно осматривая аккуратно прибранную гостиную.Еще несколько часов назад он был здесь с гостями после погребения. Трудноповерить, но он снова здесь. Может быть, девочка просто не в своем уме? –У ее отца кое-что пострашнее астмы.

– А что говорят медики? – Младший офицер выгляделозабоченным. – Он выживет?

– У него не много шансов. Похоже, наша малышкахорошенько отделала своего старика. Позвоночники, возможно, легкое – один Богзнает, что там еще… и почему.

– Как думаешь, он трахнул ее? – спросил младшийофицер, явно заинтригованный всем увиденным. Но старший пришел в ярость:

– Джон Адамс? Ты спятил? Да знаешь ли ты, кто он такой?Да он лучший адвокат в городе. И самый добропорядочный парень из всех, кого язнал! Думаешь, такой человек может проделать такое с собственным ребенком? Даты такой же полоумный, как и она! Какой ты, к черту, полицейский, если тебе вголову лезет такая чушь!

– Я… я не знаю… просто очень похоже… первое, чтоприходит на ум, – ведь они же оба голые… и она так потрясена, испугана… унее жуткие синяки на руке и… – Он запнулся, ожидая реакции старшего по званию.Но ведь скрывать очевидную улику он не имел права, кем бы ни был раненый… илиубитый. Улика есть улика. – На простынях следы спермы, и, похоже… – Да,все вокруг залито кровью, но совершенно очевидно, что есть тут и пятна иногорода. И молодой полицейский видел их собственными глазами.

– А мне плевать, на что это похоже, О'Бирн! Естьмножество объяснений тому, как сперма могла оказаться на простынях в постелимужчины! Его жена два дня назад отошла в мир иной – может, ему было одиноко,может, он забавлялся… а тут вламывается она с револьвером – может, девка непоняла, чем он занят, и это ее испугало. Но нет ровным счетом никаких основанийболтать, будто Джон Адамс насиловал свое дитя! Забудь об этом.

– Простите, сэр.

Остальные уже аккуратно складывали простыни и упаковывали ихв полиэтилен – в качестве вещественных доказательств. А один из офицеровбеседовал с Грейс в ее спальне. Она сидела на постели, кутаясь в то самоеодеяло, которое протянул ей младший полицейский. Она нашла свой ингалятор, итеперь ей дышалось значительно легче, но она была смертельно бледна, и офицер,расспрашивающий ее, изумлялся, до чего она безучастна. Нет, она явно потрясена– настолько, что офицер был не уверен, что она вполне понимает его вопросы.Говорит, что не помнит, как у нее оказался револьвер – он просто очутился у неев руке-, потом выстрелил. Она помнила звук выстрела, и потом кровь отцабрызнула на нее. И это было все, что она могла припомнить.

– А как кровь попала на тебя? Где ты была? – Унего были в точности те же подозрения, что и у О'Бирна, хотя трудно былоповерить в то, что Джон Адамс…

– Я не помню, – произнесла она безжизненно. Онаговорила, словно автомат, все еще отрывисто дыша, к тому же после лекарства еетрясло.

– Ты не помнишь, где была в тот момент, когда стреляла?

– Я не знаю. – Она смотрела на него невидящимиглазами. – В дверях… – солгала Грейс. Она знала, что должна делать. Онапоклялась матери защищать его.