— Не понимаю, — вмешалась Лилька, — зачем ейвсе это надо?

— Ох и темная ты, Лилька. Душа просит, вот и заняласьискусством, — поддела ее наша лучшая журналистка.

— А что же раньше у нее душа не просила? Чего ждала досемидесяти лет?

— Так ведь то душа. Кто же может ответить? Раньше нехотелось, а теперь вот…

— Давай подробнее, — потребовала Ирочка, —рассказывай про свою старуху-самородка.

Я рассказала о Екатерине Митрофановне Савельевой —уникальной женщине, у которой вдруг открылся талант.

Сыновья, дочери, внуки, родственники подняли бабку на смех.Тоже, мол, художница нашлась, Пикассо в юбке, Айвазовский из деревни Гадюкино.Но Екатерина Митрофановна держалась твердо. Устроила себе в чуланчикемастерскую. Работала по ночам, когда переделана вся работа по дому. Попросиласоседскую девчонку привезти из города ватман, краски и принялась за дело. Ни окаких техниках и направлениях слыхом не слыхала, рисовала именно так, как богна душу положит. И все знакомое, все то, что вокруг было. Родные пробовали ееувещевать, стыдить, ничего не помогало. Махнули на «тронувшуюся» бабку рукой.

Все бы так и кануло в неизвестность, если бы Савельева незаболела. Слегла от простуды, а тут еще и переутомление сказалось. Пришелдоктор — местный молодой эскулап, который выучился в городе и теперь заменилстарого спившегося врача. Прописав нужные лекарства, собрался уже уходить, какодин из внуков, смеха ради, зазвал его в бабкин чулан и попросил прописать ейеще что-нибудь от головы.

Доктор, даром что молодой, искусству чужд не был. Посещал вовремя учебы и музеи и выставки. Картины Савельевой не были схожи своей манеройс чьими-то еще, но мотивами напоминали работы Семенюка, Бартова, Леоновой,Лосинского и Медведева — известных художников-примитивистов. Но насколько свежозаиграли у новоиспеченной художницы краски, как удивительно смогла она отразитьсвой немудреный деревенский быт!..

Рассказывая коллегам о художнице, я думала о них самих и вкоторый раз удивлялась, как такие разные женщины могут не только находить общийязык, но даже дружить?

Ирочка Кривцова, лицом и фигурой вылитая супермодель ЛиндаЕвангелиста, появилась в нашей редакции три с половиной года назад. Мужикисразу сделали на нее стойку, но она быстро пресекла все их поползновения.Папаша Ирочки был крупной шишкой в администрации города, мамаша руководилакаким-то престижным фондом. Сама она держала на коротком поводке сынкаизвестного в городе банкира, не позволяя ему, впрочем, связать себя брачнымиузами и посадить в хорошо оборудованную комфортабельную домашнюю клетку.

Ирочка могла бы найти себе работу и получше. Но она заявила,что это не наше дело, она будет работать только там, где ей нравится. Иработала вот уже четвертый год в полную силу, выдавая с завидной регулярностьюна-гора отличные статьи, которых бы не погнушалась и более солидная газета,участвовала к тому же во всех городских конкурсах журналистов, добилась впрошлом году звания «Журналист года» за нашумевшую статью «Призраки моды», атакже титула «Мисс пресса-99». И это с полным осознанием, что всех званий инаград она достойна по праву.

Ирочка была человеком, который своими руками строил своюкарьеру и свою жизнь. Она плевала на мнение окружающих, не понимала, что такоетворческий кризис или отсутствие денег. Она могла бы работать на телевидении,но упорно держалась небольшой газетки с не очень высоким тиражом. Так онавыражала себя. Для самовыражения она носила и одежду от Валентино (Ирочкапринципиально не признавала отечественную) каждый день. Но она могла явиться наприем или презентацию в экстравагантном одеянии от Розенфельда или Пако Раббанаи украшениях из капельного серебра (принципиально не признавала золото). Ее несмущало, что присутствующие просто пожирают ее взглядами, она всегда держаласьспокойно и непринужденно. Главной чертой Ирочки Кривцовой былаполупрезрительная снисходительность к окружающим.

Лилька была ей почти полной противоположностью. Она работалав «Вечерних новостях» без малого десять лет. Знавала разные времена: иотсутствие зарплаты, и частую беспричинную смену главных редакторов, иполитиков, стремящихся купить и перекупить газету со всеми потрохами, иневнятные угрозы в свой адрес после разоблачительных статей. Но теперь Лилькапрочно утвердилась в сердце и постели нашего главного редактора Пошехонцева,который обожал ее соблазнительные рубенсовские формы, острый язычок и неумениесебя сдерживать. Лильку можно было завести с пол-оборота, она крепко бушевала,но так же быстро приходила в себя. «Ты, Лилька, — высказалась однаждыИрочка, — как бутылка со взболтанным сидром. Хлоп, пуф, бац, пш-ш, фонтанпены, а потом ничего — спокойное кисловатое пойло». Лилька тогда обозвалаИрочку «уксусной эссенцией», но Иркино сравнение было настолько убийственноточным, что за Лильку никто не вступился.

Лилька не разговаривала с Ирочкой пару дней, а потом всепошло по-прежнему. В свою компанию они нередко принимали меня, так как я сиделаза соседним столом с Лилькой, и та нередко пользовалась моим отсутствием, чтобыспихнуть туда свой мусор, пардон, материалы для работы. Ирочка же относилась комне с вежливым безразличием или вежливым вниманием, в зависимости отобстоятельств, но все же не хамила, как прочим, не улыбалась пренебрежительно,слушая мои рассуждения. Словом, в их тесной компании я не была третьей лишней.

— Бабкины картины действительно того стоят? —вопросила Ирочка, жеманно поводя плечом.

— Стоят, в том-то и дело. Ее кретины-родственнички ещев это не въехали. А доктор кое-кому позвонил, кое-кому сказал, пошла волна,даже нашего Илюшу проняло, и он меня к бабке заслал. А после статьи, можно несомневаться, искусствоведы пачками будут у бабки толпиться, картинывыпрашивать. Может, даже какой-нибудь фонд народного творчества сподобитсявыставку организовать.

— Забавно, — потянулась Лилька. — Ты у нас,выходит, открывательница талантов.

— Из деревни Гадюкино, — подхватила Ирочка, милоулыбаясь.

— Ну вас, ведьмы, все умеете опошлить.

— Что ты, Леда, что ты, дорогуша, — Лилька сложиларуки на пышной груди, — и в мыслях не было. Наоборот, мы за процветаниегеронтологического искусства во всех его проявлениях и желаем твоей бабкевсемирной славы и кучи бабок, желательно зеленых.

— А также престарелого ценителя из Америки, которыйподкатит к бабкиной избушке на курьих ножках на своем белоснежном «Мерседесе».

И эти две язвы, две «акулы пера», две пираньи безобидных, вобщем-то, «Вечерних новостей» просто покатились со смеху от нарисованной имиживописной картинки, которая сложилась благодаря их совместному изощрен ному иизвращенному журналистскому воображению.

— Ладно вам, — отмахнулась я. — Как хорошо,что мои командировки позволяют хоть немного от вас отдохнуть.

— А мы от тебя никогда не устаем, — успел ухватитьпоследнюю фразу проходивший мимо Славик Лазарев. — С возвращением в родныепенаты, дорогая Леда.