Чтоб взять попкорн и сесть с ногами,

И громко над дублёршей ржать!

– Или вот ещё, – весело подхватила Вика:

– Малоизвестная актриса

Рублей по двадцать даст бомжам,

Чтоб и её теперь у входа

После спектаклей кто-то ждал!

– Очень смешно, – кисло протянула Алла с брезгливой гримаской. – Ни одной рифмы нет…

Вика взглянула на неё почти с жалостью.

– Про белые стихи никогда не приходилось слышать?

Алла страдальчески закатила глаза, давая понять, что ей уже наскучила эта беседа, хотя Вика готова была поклясться, что та сейчас лихорадочно вспоминает, что из себя представляют белые стихи. Она усмехнулась, но вслух никак не стала это комментировать. Тем более Фунтик всё равно уже пропал: смотрел на Аллу преданными собачьими глазами, жадно ловил каждый её жест, вспыхивал смущённо от одного-единственного взгляда, обращённого в его сторону.

«Мы его теряем», – констатировала мысленно Вика. Но, по большому счёту, ей было всё равно. Фунтик ей просто друг. Само собой, ничего хорошего с этой кралей ему не светит, но и препятствовать романтическим порывам Вика не собиралась.

…Впоследствии прослушивание вспоминалось ей как в тумане. Вика словно наблюдала за собой со стороны. Волновалась ли она? Скорее нет, чем да. В душе было какое-то опустошение и покорность судьбе – будь что будет!..

Михальченко взглянул на Вику, насуплено стоявшую перед членами комиссии, проницательными глазами в лучах добрых морщинок и понимающе произнёс:

– У тебя, конечно, программа подготовлена?

– Ну да, – пожала плечами она.

В начале вступительных испытаний абитуриентам обычно предлагалось прочесть стихотворение, басню и прозаический отрывок.

Мастер с улыбкой упёрся взглядом в её футболку, на самом видном месте которой красовалось жирное пятно. Вика перехватила его взгляд и покраснела.

– Беляш ела, – сердито объяснила она, злясь на саму себя за неряшество. – Извините. Я могу начинать?

– Знаешь… почитай нам не то, что готовила. А о чём душа сейчас болит, – неожиданно предложил он.

Вика растерялась. Но ступор этот длился всего пару мгновений. Перед глазами вдруг отчётливо, как наяву, возникло самодовольное лицо Антона, её парня. Точнее – уже бывшего её парня. Она встряхнула волосами и начала декламировать Цветаеву.

– …Вчера ещё – в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал, —

Жизнь выпала – копейкой ржавою!..

Михальченко слушал внимательно, не перебивая и покачивая в такт головой, а когда она закончила, с уважением заметил:

– Голос какой у тебя… большой. Наверное, поёшь хорошо?

– Пою, – несмело отозвалась Вика.

Бабушка её была не только знатной певуньей, но и страстной поклонницей оперы и оперетты. Поэтому, несмотря на то что они не могли позволить себе дорогой музыкальный центр, в их доме постоянно играли старые пластинки, и Вика выросла под звуки хорошей музыки.

– Спой что-нибудь? – очень мягко, словно доктор тяжелобольную, попросил Михальченко.

Вика, не колеблясь ни секунды, запела свой любимый романс Полины из оперы «Пиковая дама» Чайковского. Бог действительно наградил её мощным голосом, неожиданно контрастирующим с тщедушной фигуркой. Едва она затянула: «Подруги милые! В беспечности игривой под плясовой напев вы ре́звитесь в лугах…», Михальченко широко улыбнулся, словно именно этого и ожидал. Дождавшись, когда Вика закончит, он вежливо пригласил:

– Приходи шестого июля на второй тур.

– Почему на второй? – не сообразила Вика. – А как же первый?

Она не кокетничала и не набивала себе цену – действительно не поняла. Михальченко снова улыбнулся ей и твёрдо повторил:

– На второй.

Если хозяйка и удивилась, увидев, какой обессиленной, словно на ней пахали, Вика притащилась в тот вечер домой, то виду не подала. Вместо этого Ариадна Васильевна, как всегда, церемонно поприветствовала свою жилицу и заметила мимоходом:

– Девушка не должна сутулиться.

– Я не девушка, – устало отозвалась Вика. – Я труп… Я – натуральный покойник.

– Покойнику, если память мне не изменяет, полагается быть одетым в чистое, – невозмутимо откликнулась пожилая балерина. – Что это за пятно у вас, барышня, на груди? Некрасиво…

«Вот же глазастая старуха», – удивилась Вика, но сил продолжать беседу у неё не было. Она доползла до своей тахты и рухнула на неё, не раздеваясь.

К началу первого тура она всё-таки приехала во ВГИК, потому что собиралась поддерживать Фунтика и болеть за него. Приятель с успехом выдержал предварительное прослушивание – к слову, так же как и Алла Югова, в которую он втюрился не на шутку. Парень, без преувеличений, был готов целовать песок, по которому ступали изящные ножки Аллы в элегантных дорогих туфельках.

Вообще Фунтик, добрая душа, не забывал и о своей старой подружке; он был страшно рад за Викин успех. Что касается Аллы, то она помалкивала, скептически ухмыляясь, и никак не комментировала блестящее прохождение Вики сразу во второй тур. Между девушками вообще установились странные отношения: вроде бы открыто они друг другу не хамили и не язвили, да и повода для вражды совершенно не было, но, находясь совсем рядом, они не перекидывались даже словечком, будто не замечая друг друга. Фунтик служил мостиком, соединяющим два берега. Бедняга тщетно пытался втянуть своих приятельниц в общую беседу, но ничего толкового из этой затеи не получалось. Однако, что парадоксально, из всей пёстрой и бурлящей массы абитуриентов Алла прикипела именно к их парочке, ни с кем более не сближаясь. Или это с ней никто не хотел сближаться?..

Вика обратила внимание, что юная актриса томно поглядывает из-под пушистых ресниц на Никиту Берестова, который поступал вместе с ними на актёрский факультет. Никита, в отличие от Аллы, являлся настоящей (и единственной) звездой их потока, поскольку его имя и физиономия были знакомы многим. С младых ногтей он снимался в «Ералаше», а потом получил главную роль в историческом фильме о дворцовых переворотах. Блестяще сыграв самого юного российского императора и поразив даже строгих критиков, Никита тут же обзавёлся целой армией поклонниц. У него появился собственный сайт, где романтичные молодые особы – школьницы средних и старших классов – оставляли ему страстные любовные послания в «гостевой книге». Однако сам Никита был совершенно не похож на своего киношного персонажа. Никакой загадочной отрешённости во взгляде, никакой романтической тоски – он то и дело травил похабные анекдоты и сам же заливался хохотом. Девушки висли на нём пачками, и было видно, что он привык к этому. Вике Никита не понравился – слишком уж самоуверенный тип, но Алла, похоже, была сильно уязвлена, что он не обращает на неё никакого внимания и, видимо, даже не считает себе ровней.