собственные, человеконенавистнические теории), однако кое о чем довелось прочитать впервые – в том числе и об одном не слишком масштабном, но весьма поучительном опыте над крысами, особенно его зацепившем. Суть опыта заключалась в следующем: шесть крыс одного пола и приблизительно равного возраста помещались в замкнутый вольер, выбраться из которого можно было только преодолев заполненный водой канал – не настолько широкий, чтобы имелась хоть малейшая возможность утонуть, но вполне достаточный дабы сделать купание весьма неприятным, особенно, учитывая, что крысы, в большинстве своем, терпеть не могут плавать. В самом вольере еды не было, но зато она регулярно появлялась на противоположном берегу. И среди крыс моментально произошло своеобразное разделение социальных ролей – две особи принялись совершать вплавь регулярные рейды на противоположный берег и притаскивать еду: типичные рабочие лошадки, бета-самцы, те самые, которых на блатном жаргоне обычно именуют "мужиками". Еще две никуда не плавали, зато регулярно нападали на добытчиков и отнимали у них часть продовольствия – правда, всегда оставляли ровно столько, чтобы у последних оставалось достаточно сил продолжать свое нелегкое занятие. Ярко выраженные альфы, они же "паханы". Еще одна крыса держалась в стороне, ни с кем не пересекаясь, принося еду исключительно только себя самой и жесточайшим образом, вплоть до смертельного боя, пресекая любые попытки покуситься на свои независимость и свободу. Жила она в стороне от прочих и впроголодь, но зато ни с кем не делясь ни добычей, ни чувством собственного достоинства. Несломленная одиночка. Но была и еще одна, шестая крыса, которую с завидным постоянством и какой-то неестественной для животных, пусть даже и социальных, жестокостью, били, чморили, обирали и опускали все – и грозные альфы, и покорные беты, и даже отстраненная, существующая сама по себе, одиночка. Несчастная пария, омега, питающаяся редкими, иногда перепадающими объедками, и только каким-то чудом не подыхающая.

Установившаяся в самом начале эксперимента иерархия оставалась неизменной вплоть до его окончания – беты не становились альфами, а пария – одиночкой. Зато ученые несколько раз пробовали менять крыс, сортируя их по возрасту или половой принадлежности, помещая в разделенный водной преградой вольер то одних юных самцов, то, напротив, преклонного возраста самок – однако, результат всегда оставался одним и тем же: два бугра, две рабочие лошадки, драчливая и непокоренная одиночка, принципиально презирающая крысиный социум и всячески его избегающая, а так же неизменная опущенная пария, забитая сразу всеми. Закон жизни, закон природы.

Сразу после прочтения статьи Евгений практически не сомневался, что окажись он в шкуре одной из подопытных крыс, то, вне всякого сомнения, конечно же стал бы гордым одиночкой – пусть и полуголодным, но зато полностью независимым. Но выброшенный из безопасной, привычной среды обитания и оказавшийся в более агрессивном окружении (хотя, на самом деле, конечно же, совершенно не агрессивном – всего лишь самом обычном, нормальном для всякой, хоть сколько-нибудь адаптированной особи) спустя уже всего лишь пару недель, вынужден бы признать, что, мягко говоря, сильно сам себя переоценивал.

Он оказался тем самым парией, с кем можно безнаказанно делать практически все, что угодно, совершенно не рискуя получить какой-либо серьезный отпор – и новый коллектив моментально это понял. Конечно же ни о какой серьезной травле или чем-то подобном речь не шла: здесь была не зона, не казарма и даже не пионерлагерь – обычные офисные хипстеры, которых самих моментально зачморили бы по полной, окажись они среди реально серьезных мужиков. Ну уже через несколько дней над Евгением начали посмеиваться, затем издеваться более откровенно, подставлять по мелочи и не очень, заваливать нудной и никому не нужной работой, которую, вообще можно было не делать – но он ведь никому не умел сказать "нет". Точно так же, как не умел он и непринужденно поддерживать разговор на традиционно "мужские" темы, которые с видом прожженных знатоков постоянно вели его новые коллеги – о футболе, машинах, политике и, конечно, женщинах, поочередно обсуждая, как секретаршу босса, так и всех остальных представительниц женского пола из всех окрестных отделов. Делать это, разумеется, требовалось с максимальной пошлостью и цинизмом, что у Евгения никогда не получилось бы в любом варианте, даже самом мягком – отчего весь отдел дружно начал называть его "целкой". Причем, далеко не всегда только за глаза. Все это, конечно же, было совершенно не смертельно, опасности для жизни и здоровья (да и, вообще, для чего бы то ни было, за исключением нервной системы) не представляло ни малейшей, но, тем не менее, жизнь отравляло весьма фундаментально.

Евгений все никак не мог дождаться следующего этапа – когда на него просто перестали бы обращать внимание, он сделался бы невидимкой, пустым местом, никому не нужным и неинтересным – но, видимо, офисному планктону было так приятно обнаружить кого-то слабее себя, что новая забава все никак не надоедала. И когда Евгений уже на полном серьезе начал задумываться о том, чтобы написать заявление об увольнении (хотя и близко даже не представлял где ему потом искать новую работу и как, вообще, он собирается это делать), ровно в этот самый момент и объявились Влад с Максом.

Собственно, они никуда не девались и до этого, мало того – с самого начала вполне успешно принимали участие в общей травле. От Евгения они отличались самым разительным образом насколько это только, вообще, было возможно – оба спортивные, накаченные и регулярно посещающие всевозможные фитнесы и качалки, однако, вместе с тем, в лучших традициях яппи, тщательно следящие за собой, а самое главное – исключительно самоуверенные и, особенно это относилось к Максу, крайне нахальные. Однако их отношение внезапно и достаточно резко поменялось – что один, что второй принялись показательно здороваться с Егением за руку, хлопать по спине, называть своим другом и даже "братом" (хотя, в основном, конечно, "Онегиным" – как то раз случайно процитировав что-то из Пушкина, Максу внезапно вздумалось сравнить Евгения с главным героем классической поэмы, после чего идиотская кличка приклеилась намертво. Не слишком приятно, конечно, но, все же, значительно лучше "целки"), активно обсуждать разные темы, хотя до этого даже и близко не интересовались его мнением. Но самое ударное заключалось в том, что они, вроде как, даже начали его слегка защищать – правда, это больше напоминало покровительство банды рэкетиров по отношению к регулярно выплачивающему дань "за крышу" коммерсу, но, все таки, раньше и такого не было.

Ни к Владу, ни, особенно, к Максу, Евгений не испытывал ни малейшей симпатии – последний, вообще, у него с первого дня знакомства