ассоциировался со змеей – не то из-за странных, змеиных глаз, не из-за какой-то скользкой, липкой манеры общаться – даже когда он, вроде бы, говорил по дружески и с теми, кого, казалось, уважал, никогда нельзя было толком понять, насколько он серьезен и можно ли, вообще, его словам хоть немного верить. Умом было совершенно понятно, что в этом неожиданном покровительстве запрятан подвох размером с Сибирь вместе с окрестностями, мало того, его даже не требовалось особенно рьяно отыскивать – Евгений сам не заметил, как помимо своей работы, в полном объеме взвалил на себя и практически все должностные обязанности Влада с Максом, не говоря уже о том, что теперь, по умолчанию, регулярно платил за них в столовой, да и вообще регулярно давал, как бы, в долг, прекрасно понимая, что вернут ему, скорее всего, угольками на том свете.

Тем не менее, с упорством упоротого имбецила, Евгений продолжал регулярно убеждать себя в том, что, как бы то ни было, но все же он обрел приятелей, с которыми можно хоть как-то общаться – пусть даже и столь специфическим образом. Но самое отвратительное заключалось в осознании и даже частичном принятии существующих реалий, при которых, несмотря на все унижения, решительно отказаться от этой навязанной "дружбы" и отправить Макса с Владом куда подальше, у него все равно не хватит ни сил, ни воли. Основная причина все та же – потому как не умел говорить "нет".... а кроме того, возможно, еще и от тлевшей где-то на задворках разума тошнотворной, малодушной и почти что мазохистской надежды, что, возможно, у него когда-нибудь еще и появится шанс доказать свою состоятельность, после чего отношение новых "приятелей" сразу волшебным образом поменяется и у него, наконец, начнется, нормальная, настоящая жизнь… и именно за подобные мысли всегда Евгений больше всего ненавидел и презирал самого себя. Малодушие и трусость намного омерзительнее любой слабости.

И когда, одним липким июньским утром, Макс, хитро блестя своими зелеными змеиными глазами, вдруг предложил совместно взять отпуска и отправиться к морю, конечно же, первое, что ударило Евгению в голову – неужели, вот оно?! Теперь все будет по новому?! Он перестанет быть парией, его приглашают с собой, возможно и не совсем как равного, но, все же, в качестве партнера, чтобы вместе весело провести время… Верно говорят, что идиотизм – понятие клиническое и излечению уже не подлежит. Если угораздило уродится слабаком, размазней и идиотом, значит, скорее всего, именно таким же и помрешь.

Для чего его на самом деле позвали, выяснилось еще даже до того, как были забронированы билеты на поезд, когда Макс объявил, что для гарантированного обеспечения "полного сбытия мечт" по всем направлениям, ему жизненно не хватает тридцати тысяч. Но Онегин ведь выручит по братски, разве не так?! И "Онегин", конечно, выручил. И раз, и другой, и третий… оплатил все основные расходы на поездку не только для самого Макса, но и для Марины, и, разумеется, Влада, не говоря уже о мелких текущих тратах. В долг, конечно же, под клятвенные обещания непременно все вернуть с процентами… как только, так сразу.

Уже почти совсем ничего не оставалось не только от заначки, которую Евгений откладывал последние несколько лет, но даже и от основного банковского счета, который на его имя открывали еще покойные родители. Как хорошо, когда под рукой всегда есть, прирученная и послушная шестерка, об которую можно не только регулярно вытирать ноги, но выдаивать до последней копейки.

Первого, то есть вытирания ног, впрочем, тоже никто не отменял.

И вот теперь он здесь, обливаясь потом, бредет по жаре неведомо куда, для того чтобы ублажить своих "дружков" несколькими бутылочками холодненького.

Особенно горько было из-за сегодняшнего фильма – мелочь, конечно же полнейшая, но жгучее ощущение того, что ему только что с особым цинизмом нагадили прямо в душу, буквально накрыло с головой. Перед глазами танцевало красноватое марево и Евгений никак не мог разобраться – то ли это было от обиды, то ли он уже находился на грани солнечного удара и обморока. В любом случае, кроме себя винить было некого. Динозавров, доисторический мир и все, что с ним так или иначе связано, в том числе и художественные фильмы, Евгений трогательно любил еще с раннего детства – так, каким же надо было быть идиотом, слабаком и дегенератом, чтобы додуматься позвать этих "друзей" на премьеру картины, которую он с замиранием сердца дожидался несколько лет и на что-то там потом еще рассчитывать… впрочем, честно говоря, ничуть не большим, чем для того, чтобы терпеть от них все остальное.

Он до боли в зубах сжал челюсти. Отыскал в кармане носовой платок, промокнул обильно струившийся по лицу пот. Исключительно удачное время для рефлексии и самобичевания, ничего не скажешь. Встать вот прям тут, на этих чертовых расплавленных досках, и дожидаться, пока не сдохнешь от перегрева и обезвоживания. Или постараться, все-таки, быть хоть немного сильным, взять себя в руки, и идти вперед, как бы мерзко и тяжело это не было.

Евгений выбрал второй вариант.

Как и следовало ожидать, ничего похожего на пиво в ближайшей шаговой доступности не обнаружилось – точно так же, как и не в самой ближайшей. Обливаясь потом и с трудом втягивая в легкие расплавленный, пахнущий солью и нечистотами, воздух, Евгений отшагал вдоль берега не меньше полкилометра, миновал три забегаловки – все, разумеется, были закрыты до вечера, – чахлый сувенирный магазинчик (как ни удивительно, но, похоже, что отрытый, хотя никаких продавцов, равно, как и покупателей, ни внутри, ни поблизости не наблюдалось) и несколько торговых точек под открытых небом, состоявших из прилавка и слегка прикрывающего его сверху от безжалостно ухмыляющегося солнца, брезентового тента. За одним из прилавком даже наблюдались признаки жизни – загорелое до черноты, неопределенного возраста существо женского пола, с большой неохотой оторвавшись от смартфона, поведало Евгению, что "пиво еще утром кончилось и теперь подвезут только после шести". В стоявшем чуть подальше ларьке, парень восточной наружности, которого Евгений своим вопросом про пиво выдернул из состояния сонной дремы, предложил купить "уникальный освежающий коктейль", кивнув на ряд полуторалитровых пластиковых бутылок со странного вида этикеткой и еще более странной мутной жижей внутри. Еще в одном киоске в наличии имелась теплая "Пепси-кола" и несколько видов минералки. При упоминании пива, продавец только мрачно фыркнул – судя по всему, имейся оно в наличии, то долго бы не задержалось, причем, вряд ли бы пошло на продажу.

Каждый следующий метр пути давался тяжелее