– Клянусь Гриммами, Эзопом и Андерсеном, – сказалЭгль, посматривая то на девочку, то на яхту. – Это что-то особенное.Слушай-ка ты, растение! Это твоя штука?

– Да, я за ней бежала по всему ручью; я думала, чтоумру. Она была тут?

– У самых моих ног. Кораблекрушение причиной того, чтоя, в качестве берегового пирата, могу вручить тебе этот приз. Яхта, покинутая экипажем,была выброшена на песок трехвершковым валом – между моей левой пяткой иоконечностью палки. – Он стукнул тростью. – Как зовут тебя, крошка?

– Ассоль, – сказала девочка, пряча в корзинуподанную Эглем игрушку.

– Хорошо, – продолжал непонятную речь старик, несводя глаз, в глубине которых поблескивала усмешка дружелюбного расположениядуха. – Мне, собственно, не надо было спрашивать твое имя. Хорошо, что онотак странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морскойраковины: что бы я стал делать, называйся ты одним из тех благозвучных, нонестерпимо привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности? Тем более яне желаю знать, кто ты, кто твои родители и как ты живешь. К чему нарушатьочарование? Я занимался, сидя на этом камне, сравнительным изучением финских ияпонских сюжетов… как вдруг ручей выплеснул эту яхту, а затем появилась ты…Такая, как есть. Я, милая, поэт в душе – хоть никогда не сочинял сам. Что утебя в корзинке?

– Лодочки, – сказала Ассоль, встряхиваякорзинкой, – потом пароход да еще три таких домика с флагами. Там солдатыживут.

– Отлично. Тебя послали продать. По дороге ты заняласьигрой. Ты пустила яхту поплавать, а она сбежала – ведь так?

– Ты разве видел? – с сомнением спросила Ассоль,стараясь вспомнить, не рассказала ли она это сама. – Тебе кто-то сказал?Или ты угадал?

– Я это знал. – А как же?

– Потому что я – самый главный волшебник. Ассольсмутилась: ее напряжение при этих словах Эгля переступило границу испуга.Пустынный морской берег, тишина, томительное приключение с яхтой, непонятнаяречь старика с сверкающими глазами, величественность его бороды и волос сталиказаться девочке смешением сверхъестественного с действительностью. Состройтеперь Эгль гримасу или закричи что-нибудь – девочка помчалась бы прочь,заплакав и изнемогая от страха. Но Эгль, заметив, как широко раскрылись ееглаза, сделал крутой вольт.

– Тебе нечего бояться меня, – серьезно сказалон. – Напротив, мне хочется поговорить с тобой по душе. – Тут толькоон уяснил себе, что в лице девочки было так пристально отмечено еговпечатлением. «Невольное ожидание прекрасного, блаженной судьбы, – решилон. – Ах, почему я не родился писателем? Какой славный сюжет».

– Ну-ка, – продолжал Эгль, стараясь закруглитьоригинальное положение (склонность к мифотворчеству – следствие всегдашнейработы – было сильнее, чем опасение бросить на неизвестную почву семена крупноймечты), – ну-ка, Ассоль, слушай меня внимательно. Я был в той деревне –откуда ты, должно быть, идешь, словом, в Каперне. Я люблю сказки и песни, ипросидел я в деревне той целый день, стараясь услышать что-нибудь никем неслышанное. Но у вас не рассказывают сказок. У вас не поют песен. А еслирассказывают и поют, то, знаешь, эти истории о хитрых мужиках и солдатах, свечным восхвалением жульничества, эти грязные, как немытые ноги, грубые, какурчание в животе, коротенькие четверостишия с ужасным мотивом… Стой, я сбился.Я заговорю снова. Подумав, он продолжал так: – Не знаю, сколько пройдетлет, – только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешьбольшой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус.Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо ктебе. Тихо будет плыть этот чудесный корабль, без криков и выстрелов; на берегумного соберется народу, удивляясь и ахая: и ты будешь стоять там Корабльподойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, вковрах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая лодка. – «Зачем выприехали? Кого вы ищете?» – спросят люди на берегу. Тогда ты увидишь храброгокрасивого принца; он будет стоять и протягивать к тебе руки. –«Здравствуй, Ассоль! – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увиделтебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь тамжить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только тыпожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа неузнает слез и печали». Он посадит тебя в лодку, привезет на корабль, и тыуедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звездыспустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом.

– Это все мне? – тихо спросила девочка. Еесерьезные глаза, повеселев, просияли доверием. Опасный волшебник, разумеется,не стал бы говорить так; она подошла ближе. – Может быть, он уже пришел…тот корабль?

– Не так скоро, – возразил Эгль, – сначала,как я сказал, ты вырастешь. Потом… Что говорить? – это будет, и кончено.Что бы ты тогда сделала?

– Я? – Она посмотрела в корзину, но, видимо, ненашла там ничего достойного служить веским вознаграждением. – Я бы еголюбила, – поспешно сказала она, и не совсем твердо прибавила: – если он недерется.

– Нет, не будет драться, – сказал волшебник,таинственно подмигнув, – не будет, я ручаюсь за это. Иди, девочка, и незабудь того, что сказал тебе я меж двумя глотками ароматической водки иразмышлением о песнях каторжников. Иди. Да будет мир пушистой твоей голове!

Лонгрен работал в своем маленьком огороде, окапываякартофельные кусты. Подняв голову, он увидел Ассоль, стремглав бежавшую к немус радостным и нетерпеливым лицом.

– Ну, вот … – сказала она, силясь овладеть дыханием, иухватилась обеими руками за передник отца. – Слушай, что я тебе расскажу…На берегу, там, далеко, сидит волшебник… Она начала с волшебника и его интересногопредсказания. Горячка мыслей мешала ей плавно передать происшествие. Далее шлоописание наружности волшебника и – в обратном порядке – погоня за упущеннойяхтой.

Лонгрен выслушал девочку, не перебивая, без улыбки, и, когдаона кончила, воображение быстро нарисовало ему неизвестного старика сароматической водкой в одной руке и игрушкой в другой. Он отвернулся, но,вспомнив, что в великих случаях детской жизни подобает быть человеку серьезными удивленным, торжественно закивал головой, приговаривая: – Так, так; по всемприметам, некому иначе и быть, как волшебнику. Хотел бы я на него посмотреть…Но ты, когда пойдешь снова, не сворачивай в сторону; заблудиться в лесунетрудно.

Бросив лопату, он сел к низкому хворостяному забору ипосадил девочку на колени. Страшно усталая, она пыталась еще прибавитькое-какие подробности, но жара, волнение и слабость клонили ее в сон. Глаза ееслипались, голова опустилась на твердое отцовское плечо, мгновение – и онаунеслась бы в страну сновидений, как вдруг, обеспокоенная внезапным сомнением,Ассоль села прямо, с закрытыми глазами и, упираясь кулачками в жилет Лонгрена,громко сказала: – Ты как думаешь, придет волшебниковый корабль за мной или нет?