Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты бы всё-таки дала мне свой номер, мало ли что.
— Зачем? Ты главное до отеля доберись, а там я сама с тобой свяжусь, — инструктирует она меня. — Запомнила название?
— Чего там запоминать? «Мираж» он и в Африке «Мираж».
— Да, думаю, не промахнёшься. Езжай из аэропорта прямо туда.
— Когда ты приедешь?
— Не знаю. Если всё получится, то встретимся дня через два.
Поворачивается к дочери.
— Слушайся тётю Линару, поняла?
Аська, в пижаме и с растрёпанными после сна волосами, послушно кивает, не переставая зевать во весь рот — понятно, девочка не выспалась, и всё же, я ожидала чего-то более драматичного: слёз, протестов, уговоров, поцелуйчиков-обнимашек…
Я же приплясываю вокруг, готовая в любую минуту кинуться к ней при первых признаках истерики (на этот случай у меня в кармане даже конфеты припрятаны), но ничего подобного. Мама с дочкой являют собой образец сдержанности и хладнокровия. Мне даже обидно становится, неужели так и расстанутся? Я не выдерживаю:
— Ася, обними маму на прощанье, — подталкиваю девочку вперёд. — И не расстраивайся, вы скоро с ней увидитесь.
Обе взглянули на меня, как на идиотку — никто и не собирался расстраиваться, по всей видимости, но всё же послушно обнялись, сделали тёте приятное.
— И не смотри слишком долго мультики на планшете, о’кей?
— О’кей.
— Ну, всё, — Нисар отдергивает от себя ребёнка слишком резко, и кудряшки Аси запутываются в многочисленных цепочках на шее сестры.
Дочь вскрикивает, мать чертыхается, но потихоньку распутывает локоны и осторожно прячет ожерелье за вырез.
— Ох, Аська!.. Надо будет что-то делать с твоими волосами. Линара, заплети ей косу, что ли.
— Не хочу косу! — тут же начинает канючить племяшка, а я боюсь, что истерика всё же случится.
Нисар уже нетерпеливо запахивает пальто.
— Ладно, разберётесь тут без меня, мне пора. Пока, девочки!
— Пока, Нисар. Будь осторожна.
— Я всегда осторожна, — как-то странно улыбается сестра, а меня вдруг пробивает дрожь от ощущения дежавю, но дверь уже захлопывается, и я теряю мысль.
Отгоняя дурные предчувствия, обращаюсь к племяннице:
— Ну, что? Пойдём и мы собираться, что ли?
Такого бардака в моей квартире, пожалуй, еще не было. Когда сестра сказала: «Я положила Аськины вещи там», а я ответила «Хорошо», я не имела в виду это.
Обозревая гору одежды, и других, неопознанных пока мной предметов детского обихода, сваленных кучей на моей кровати, пытаюсь сообразить, с какой стороны к ней подойти. Явно, половина здесь лишняя, кое-что можно и не брать с собой. Перебираю детские трусики, маечки, купальники, ээ-э… лыжный комбинезон уверенно откидываю в сторону — в Анталии он точно не понадобится. А это, что?
Я вытаскиваю странного вида вещицу: похоже на сшитые вместе тюлевые оборки, торчащие колом в разные стороны. Это ведь…
— А-ась? — ору я.
Аська, всё еще в пижаме, но уже с пластмассовой тиарой на нечёсаной голове, носится по всей квартире и тычет гигантским карандашом с шипованным шариком на конце во всё, что ни попадя, пока я разглядываю тюлевое недоразумение.
— Детка, зачем тебе балетная ПАЧКА, скажи на милость?
— Это не балетная, это фейская пачка, я же ФЕЯ!
— О, правда? Хм-м… — я мычу, судорожно соображая, как бы поделикатнее подкатить к Аське со своим предложением. — Послушай, мы же на море едем, в отпуск, так? А феи в отпуске должны отдыхать, поэтому давай оставим твой рабочий прикид дома, мм..? — я с надеждой гляжу на племяшку, делая бровки «домиком», но мой манёвр не срабатывает.
— Нельзя! Нет! — кричит она, и с негодованием всплёскивает своими маленькими ручонками, едва не засветив мне в глаз шипованной звездой. — Я же морская буду фея! Морские на море не отдыхают, они работают!
С подобной убойной логикой мне не совладать, и я, к своему стыду, быстро сдаюсь.
— Ну, ладно. А это? — я кручу на пальце сиреневую безделицу. — Ведь у тебя уже есть два купальника.
Аська смешно закатывает глаза.
— Но это же мой подинельничный купальник! — выговаривает она мне, как неразумной дитяти. — Я в нем в подинельник буду плавать. Если мы его не возьмём, в чем мне в подинельник плавать?! И это тоже мне нужно, тёть Лин. Ой, и это!.. — Аська шустро хватает одну тряпку за другой, и кидает в почти уже собранный чемодан, за три секунды наведя там полный хаос.
Короче, из целой кучи отбракованных мной вещей, дома мы оставляем только джинсовую юбку-миди на подтяжках и пачку пластилина. А косу заплести Ася согласилась лишь в обмен на обещание позволить ей одеться в дорогу так, как ей хочется.
— Даёшь слово? — спрашивает она с хитринкой в глазах, подставляя мне «пять».
— Чтоб мне лопнуть! — ударяю своей пятерней по её ладошке. И это была моя первая серьезная ошибка.
Из такси к автобусу мы выходим с помпой: Аська гордо вышагивает впереди меня в косухе с клёпками-шипами, шлеме-авиаторе и в розовой пачке. Образ завершают берцы с неоновой шнуровкой и рюкзачок со стразами за спиной, из которого угрожающе торчит карандаш-мутант со звездой на конце. Я тащусь следом с двумя чемоданами средней величины и сумкой наперевес, и тихо краснею от излишнего внимания окружающих в нашу сторону.
— Косуха, мать вашу, — ворчу я, с помощью водителя втягивая чемоданы в разинутый под брюхом междугороднего автобуса багажник. — У четырехлетней письки кожаная косуха и настоящий шлем-авиатор. Сдаётся мне, вы слишком балуете свою дочь, многоуважаемый Заир Самирович.
Глава 4. Заир
Два часа ночи. Лифт тащится, как неживой, но, в конце концов, добирается до нужного этажа. Мои шаги гулко отдаются в пустых, в этот поздний час, коридорах. Заворачиваю за угол, толкаю дверь в кабинет. А вот здесь уже как в штаб-квартире какого-нибудь кандидата в президенты: люди, компьютеры, звонки телефонов, шум до потолка.
— Заир Самирович…
Иду прицельно к столу у дальней стены, киваю всем и никому конкретно. Кто-то топает за мной, и я, не оборачиваясь, задаю свой первый, но далеко не последний, за сегодня, вопрос:
— Кто смотрел за ней?
— Никифоров.
— Уволить
— Слушаюсь, Заир Самирович.
Шаги удаляются от меня.
Подхожу к столу, снимаю пальто, которое от впитанной в дороге влаги кажется стопудовым, и валю его на близстоящий диванчик. Сам падаю туда же и дергаю галстук, ослабляя узел.
— Что скажешь, Аркадий?
Мой Начальник безопасности, человек суровый и хладнокровный, имеет сейчас на своем лице «печать глубокой озабоченности», как сказал бы какой-нибудь политик.