Итак, какие предметы я перечислил на нашем перекрестке?Газолиновые станции, рекламы, шины, светофоры, кофе-шоп, автостоянку,мотоциклы, ящики с газетами, пальмы, банк, итальянский ресторанчик, небоскреб,морскую пехоту.

Какие предметы я забыл перечислить? Почтовый ящик сбелоголовым орлом, здоровенный, как трансформаторная будка, бесшумныераздвижные ворота, за которыми – пасть в подземный многоэтажный паркинг,ярко-зеленые лужайки вдоль Тивертон-авеню и несколько спринклеров,разбрызгивающих искусственный дождь и развешивающих маленькие радуги… ей-ей,там больше не было предметов, ну если не считать быстро летящих облаков,солнца, пустой банки из-под пива «корс», которая тихо, без всякого вызова катиласьпо асфальтовому скату и поблескивала с единственной лишь классической целью –завершить картину прозаика. Помните «осколок бутылки»? Впрочем, может быть, ужедостаточно для вашего воображения?

Итак, вообразите мгновение. Дул сильный ветер, он продул этомгновение все насквозь и перелетел в следующее.

Из-за угла вышли на перекресток несколько мужчин среднеговозраста, эдакие tough guys, как будто прямо с рекламы: коричневые лица,седоватые виски, белые зубы, на куртках-сафари отложные воротнички ярких рубашек.Они перешагнули это мгновение и вошли в следующее, в котором почему-то всеразом захохотали.

Четыре автомобиля, два красных, один темно-синий и одинжелтый, прошмыгнули из этого мгновения в следующее.

На станции Шелл у черного, похожего на пианино спортивного«порше» открылась дверца, и из нее вылезла длинная красивая нога. В следующеммгновении появилась и вся хозяйка ноги, а потом и друг ноги, беленький пудель.

Едва лишь предлагаемое мной читателю пролетело, как я началпересекать улицу и через череду мгновений, описывать которые бумаги не хватит,вошел в закусочную ships и вступил в то соответствующее мгновение, в которомзаказал через стойку котлету и салат.

– Which kind of dressing would you like, sir?[3] – спросили меня, и пока я соображал, что это значит, почемуdressing и при чем здесь одежда, надо мной все время маячило любезнейшеесинеглазое, хоть и стандартное, но приятное южнокалифорнийское гостеприимство.

Итак, что же это за город, на одном из бесчисленныхперекрестков которого мы только что побывали?

Просвещенный читатель, должно быть, уже знает, что это,собственно говоря, и не город вовсе. И правда, очень мало мегалополис Эл-Эйсоответствует традиционному европейскому понятию «город».

На гигантской его территории вы можете неожиданно попасть впустыню, увидеть по обе стороны фривэя дикие, выжженные солнцем холмы.

Через несколько минут в другом районе вам может показаться,что вы оказались в XXIII веке, на одном из колонизированных уже астероидов, иесли в прозрачном ночном небе между небоскребами Сэнчури-сити вдруг появитсяснижающийся космический паром, вы и не удивитесь.

Впрочем, на узких улицах Даун-тауна в час пик вы подумаете:да нет же, это обыкновенный город, самый обычный большой американский город.

Вечерами сверкающие бесчисленными фарами, шипящиебесчисленными шинами змеи фривэев весьма красноречиво напоминают вам, что вы всердце суперцивилизации.

Утром на холмах Бэльэр, на Пасифик Палисэйдс или в кварталахСанта-Моники вы слышите первозданные звуки природы: крик птиц, шелест листвы,шум прибоя. Под окнами висят грейпфруты и лимоны, коты ведут хитрую игру сголубыми калифорнийскими сороками.

Даже климат разный в разных районах города. Вы можетеизнывать от жары в долине Сан-Фернандо или в негритянском районе Уотс[4], и в тот же час вы можете блаженствовать под океанским бризом вСанта-Монике или в Венес[5].

В другой день приползет к вам в Санта-Монику туман, и вывлезете в свитер, обмотаете горло шарфом, сунете зонтик под мышку, а вашидрузья в Сан-Фернандо тем временем будут беспечно плескаться в бассейне.

В административном отношении мегалополис Лос-Анджелеса тожесостоит из разных сливающихся городов. Биверли-Хилз, Голливуд, Студио-сити,Санта-Моника, Лонг-Бич – это отдельные административные единицы со своимиуправлениями. В центре собственно Лос-Анджелес, в котором полтора-два миллионанаселения, а во всей куче, во всей галактике, кажется, не меньше десятимиллионов.

Здесь нет вечерней уличной жизни. Будьте уверены, если выпосле заката солнца захотите прогуляться по Уилширу или Сансету, к вам черезнекоторое время приблизится патрульная машина и офицер вежливо спросит:

– Что-нибудь ищете, сэр?

Поначалу это безлюдье меня раздражало. Истекающийэлектричеством, пылающий, но пустынный Сансет-стрип. Пустынные коридорыкоролевских пальм на Палисадах. Пустынный Уилшир с его удивительнымитемно-стеклянными небоскребами…

Друзья говорили мне, что где-то на Уилшире недавно откопалидинозавра. Хотелось спросить: живого?

Позже, освоившись в этом немыслимом Эл-Эй, я научилсяулавливать там по вечерам признаки жизни.

Вот, например, впереди вымерший перекресток. Огромнаяигривая девица улыбается через плечо, кося глазами на бутылку.

Catch me with Cam-tchat-ka!

Реклама водки «Камчатка».

У стеклянного павильона «Джек-ин-зи-бокс» стоят три большихавтомобиля.

Шумит листва. Мигают звезды.

Вдруг вижу, из «Джека» выскочил паренек с тремя подносами,на них дымящаяся еда. Несколько ловких движений – и подносы присобачены кбортикам автомобилей. И в автомобилях тоже обнаруживаются живые люди,приподнимаются из кресел, высовываются из окон, едят…

Ободренный этими явными признаками жизни, я заворачиваю заугол и снова вижу нечто человеческое: некто в белом прыгает и бьет голыминогами в грудь другого в белом. Тишина, молчание: все за стеклом. Школа карате.

Чуть повертываю голову – за другим стеклом десятокджентльменов в сигарном дыму вокруг массивного стола: совет директоров какой-тофирмы.