Вествуд-вилледж был пуст. Электронные часы на фасаде банкапоказывали 23.34. Вдали, в нескольких кварталах от меня, появилась высокаяженская фигура в белых одеждах. Ровно в 23.35 она стала пересекатьВествуд-бульвар и в середине, беспомощно, но красиво махнув белым рукавом ли,крылом ли, упала.

Вздор, сказал я себе, это уже не надежная реальность, этоуже предательское воображение. Ни с места, сказал я себе, уже двигаясь к меступроисшествия.

Упавшую фигуру закрыл длинный черный «роллс-ройс». Шестеркаеще не заменила пятерку на электронных часах, когда он проехал мимо меня. Яуспел заметить внутри белые одежды, темное лицо, светящиеся глаза… Продуктвоображения быстро исчезал со сцены.

Москвич даже вздохнул с облегчением, когда услышал в трубкемужской голос. Вдруг пронесет, вдруг не закрутит, вдруг вообще все это простомужская нормальная шутка, а еще лучше – легкое недоразумение?

– Хеллоу, – то ли проговорил, то ли пропелнемолодой, но приятный мужественный голос.

– Простите, я звоню по поводу объявления, что быловывешено в университетском кампусе. Должно быть, это шутка, сэр? – Москвичподождал секунду, но не услышал ответа. – Недоразумение, сэр?

– It's over, it's over, it's over[9], –печально проговорил или пропел мужской голос.

– Простите, я не стал бы звонить, если бы ваштелефонный номер не попал в руки весьма сомнительному субъекту, а так как этотсубъект является в значительной степени продуктом воображения, то я, представляющийтакже в некотором смысле определенное воображение, считаю себя так или иначеответственным за поступки этой персоны, – на одном дыхании выпалил Москвичи добавил, подумав: – Вы меня, конечно не понимаете?

– Отлично понимаю вас, дружище, – сказал невидимыйсобеседник. – А теперь вы меня послушайте.

Неизвестно откуда тут возникла в трубке музыка и голос ужевпрямую будто на эстраде запел:

Love and marriage, Love and marriage, Go together Like ahorse and carriage…

(«Любовь и женитьба связаны вместе, как лошадь с повозкой…»)

Не без удовольствия Москвич прослушал до конца эту песенку,которую помнил еще с осени 1955 года, с тех еще времен, когда он был неМосквичом, а Ленинградцем, с той осени, когда западный циклон закупорил невскоеустье и вода вышла из берегов сфинксам до подбородка, а он как раз шел на танцыпо Большому проспекту Петроградской стороны по колено в воде, и насвистывал этупесенку, и встретил девушку на площади Льва Николаевича Толстого, и вместе онипришли в медицинский институт, где танцевали под эту песенку, и все танцорыбыли мокрыми по колено, но сухими выше колена – славная была ночка!

– Спасибо, – сказал он, когда песенка кончилась.

– Пожалуйста, – ответил тот же голос. –Теперь взгляните, старина, стоит ли рядом с вашей телефонной будкой белыйоткрытый «мазаратти»?

Он оглянулся. Рядом с телефонной будкой действительно стоялбелый открытый «мазаратти», а за рулем была девушка. Да уж конечно, девушка тамбыла за рулем. Именно девушка должна была появиться сейчас по закону ТАП, и онапоявилась.

– Садитесь, – сказал голос в трубке.

– Эй, мэн, садитесь! – сказала девушка.

«Мазаратти» всхрапнул, и не прошло и двух минут, как нашМосквич оказался в ночном потоке на Санта-Моника-фривэй. Кое-кто в ГородеАнгелов, видно, не боялся дорожных патрулей. В частности, девица на«мазаратти». Переносясь из ряда в ряд, подрезая носы равномерно катящим среднимамериканцам, она не прикасалась к тормозам и не снижала скорость за отметкусемьдесят миль в час.

Руль она держала одной лишь левой рукой, а правой между темсворачивала на сиденье какую-то самокрутку, нечто вроде «козьей ножки» сзеленым табачком.

– Мэн, огня! – коротко приказала она.

– Куда мы едем? – спросил Москвич, протягиваязажигалку.

– Man, are you groovy? – Девица, морща носик,блаженно затягивалась.

– Что такое groovy? – недоумевал Москвич. –Что означает это слово?

– Ничего не означает, – сказала драйверша. –Я просто спрашиваю: you man – ты груви или не груви?

– Yes, I am groovy, – кивнул Москвич.

– Тяни.

Слюнявая сигаретка-самокрутка влезла ему в рот.

– Куда мы едем? – повторил он свой первый вопрос.

– В Топанга-каньон…

Москвич почувствовал некоторое головокружение и в связи сэтим головокружением как бы подбоченился в кресле.

– You girl! – сказал он в предложенномстиле. – А ты груви?

Девушка захохотала и вырвала у него изо рта чинарик.

Санта-Моника-фривэй кончался тоннелем, и там машины уже елеползли, образовался «джэм», автомобильная пробка. Трудно сказать, каким образомони за одну секунду проскочили этот забитый тоннель – ведь не по воздухуже! – но вот они уже неслись по Тихоокеанскому вдоль белеющих в темнотепляжей под обрывами Палисадов.

Он не успел заметить, когда и где у них появился эскорт.Теперь три средневековых рыцаря на мотоциклах «хонда» сопровождали их: одинмчался впереди, второй сбоку, третий сзади. Черные, вороненой стали доспехизакрывали их тела, на головах шлемы, похожие на полированные черные шары. Лицне видно.

«Мафия! – догадался наконец Москвич. – Я в рукахмафии. Вот она, подпольная преступная Америка. В первый же день я попал в лапы«Коза Ностра». Однако зачем я им? Для чего мафии нужен отнюдь не богатыйМосквич, без особенных прав на американское жительство, с блохой на поводке? Авдруг еще укокошат? Это будет глупо, довольно-таки глупо. А в то же время – бытьв Америке и не побывать в руках мафии? Тоже довольно нелепо. Пожалуй, мнеповезло – я в руках мафии!»

В Топанга-каньоне было темно и пустынно. Узкая асфальтоваядорога забирала все выше и выше, виясь серпантином между заборами неосвещенныхвилл. Мотоциклисты как появились, так и пропали – незаметно. Молоденькаядрайверша стала почему-то серьезной, на Москвича не смотрела и на вопросы неотвечала.