У нас был секс на одну ночь, может быть, ради забавы, или потому, что ей было грустно, или потому, что на какой-то мимолетный миг она почувствовала, что может полностью довериться мне. В конце концов, я ее защитник.

Если бы все было иначе, если бы мы не оказались в смертельных объятиях мафии, были бы мы вообще вместе? Этот вопрос преследует меня, как "если бы" в море уверенности. Лана, с ее силой, огнем и непреклонной решимостью, сияет как маяк во тьме нашего мира. Но она также является продуктом этой тьмы, сформированной потерями и предательством, ожесточенной жестокостью, которую ей пришлось пережить.

За все свои двадцать шесть лет она ни разу не заводила отношений. Неудивительно. Возможно, она боится, что мужчины окажутся такими же, как ее отец — ублюдком, который не только предал ее доверие, но и разрушил ее мир, убив мать. Лана горячо любила свою мать, и то, как отец обошелся с ними обеими, оставило глубокие, гноящиеся раны. В двадцать один год она устроила переворот — смелый шаг, который говорил о ее мужестве и отчаянной жажде перемен. Она возглавила синдикат, войдя в роль, которая требовала безжалостности и холодного сердца, те качества, которые она носит как броню.

Но при всей своей моральной гибкости, когда дело касается бизнеса, Лана верит в святость семьи, в то, что к тем, кого ты считаешь семьей, нужно относиться с преданностью и уважением. Это вера, которая держит нас вместе, пеструю команду разбитых душ, ищущих искупления в компании друг друга. Возможно, у нее нет моральных устоев по поводу выбранного нами пути, жизни, которую мы ведем, но в основе своей Лана руководствуется желанием защитить то, что она считает своим.

И здесь кроется загвоздка. Как бы сильно я ни хотел ее, как бы ни жаждал исследовать то, что могло бы быть между нами, я знаю, что, идя по этому пути, могу разрушить хрупкое равновесие, которое мы поддерживаем. Не только между нами, но и в самих основах нашего синдиката. Любовь или ее подобие, которое мы можем себе позволить, — это роскошь, за которую приходится платить слишком высокую цену.

Поэтому я отгоняю эти мысли в сторону, запираю их там же, где храню свои сомнения и страхи. В нашем мире нет места слабости, нет места "что-если" и "могло-бы-быть". Мы такие, какие мы есть, и хотя ночь, которую мы провели вместе, навсегда останется в моей памяти, сладким ядом, который искушает и мучает в равной степени, я знаю, что некоторые границы лучше не переступать.

Пока что я буду продолжать играть свою роль — верного исполнителя, защитника.

Поворачиваясь, чтобы уйти, я чувствую на себе взгляд Луки, в его взгляде тяжесть невысказанных предупреждений. Конечно, он мне как брат, но в нашем мире кровные узы с одинаковой вероятностью могут как задушить, так и согреть. И он так же, как и я, знает, что то, чем мы с Ланой занимаемся, может распутать нити, которые мы не можем позволить себе потерять.

Когда я выхожу из дома, эхо моих шагов гулко отдается в тишине, я не могу избавиться от ощущения, что мы все стоим на краю чего-то. Может быть, это перемены, может быть, катастрофа. Только время покажет. А пока нужно работать. Долги не возвращаются сами собой, а страх — такая же валюта, как и наличные, в нашей работе.

3

ЛАНА

Пошатываясь, я вхожу в номер и первым делом снимаю эти чертовы каблуки, которые мучили меня всю ночь. Наконец-то свобода для моих ног. Джулия, мой помощник шерифа, практически бежит ко мне, ее руки заняты бумагами, а глаза расширены от новостей, которые либо улучшат мой день, либо испортят его.

— С возвращением, Лана, — щебечет она, и от ее нервной энергии кажется, что она вот-вот выпрыгнет из кожи. — Я обработала изменения в расписании, о которых ты просила, подтвердила твою встречу с мэром в следующий четверг, и, о, новые протоколы безопасности введены в действие. Кроме того, звонили с неизвестного номера…

Я поднимаю руку, прерывая ее.

— Пожалуйста, скажи, что ты не отвечала.

Она моргает, затем качает головой так быстро, что я боюсь, что она получит удар хлыстом.

— Нет, нет, конечно, нет. Я просто увидела пропущенный звонок.

— Хорошо. — Сняв пиджак, я бросаю его на стул, не заботясь о том, куда он упадет. В моей голове гудит слишком много мыслей, и рассказ Джулии лишь дополняет эту какофонию.

— И еще кое-что, — колеблется она, ее голос понижается, когда она протягивает мне маленькую коробочку — тест на беременность, который я просила ее достать. — Ее рука дрожит, благослови ее невинную душу.

Я беру коробку, ощущая ее вес как приговор.

— Спасибо, Джулс. Ты спасла мне жизнь.

Ее щеки пылают от похвалы, но глаза полны беспокойства.

— Все в порядке, Лана? Я имею в виду, если тебе нужно поговорить или что-то еще…

— Я в порядке, Джулс. Просто немного… озабочена, вот и все. — Сбрасывая остатки одежды по направлению к ванной, я чувствую на себе ее взгляд, полный вопросов, которые она слишком вежлива или слишком нервничает, чтобы задать.

Правда в том, что я не в порядке. Я в полном беспорядке. Испуг по поводу беременности — последнее, что мне нужно, особенно когда отцом может быть любой из ошибок последних нескольких месяцев. Я же не храню список своих партнеров по постели. Но, глядя на коробку, которую я держу в руках, я не могу не почувствовать что-то неожиданное. Страх? Волнение? Возможно, несварение желудка, учитывая мое везение.

— Я… я даже не знаю, кто может быть отцом, — признаюсь я скорее себе, чем Джулии. Это уязвимое место, которое я никогда бы не показала никому другому, но Джулия — другое дело. Она видела меня в худшем состоянии и никогда не осуждала. Она просто помогает собрать меня по кусочкам.

Она подходит ближе, ее нервозность сменяется мягкой, сестринской заботой.

— Уверена, ты имеешь представление о… кандидатах, если ты беременна.

Я вздыхаю и смеюсь без юмора.

— Кандидаты. — Звучит так, будто мы участвуем в каком-то извращенном игровом шоу. Я делаю паузу, осознавая реальность. — Есть три… потенциальных отца.

Ее брови взлетели вверх, в глазах зажглись удивление и любопытство.

— Трое? И кто бы это мог быть?

Имена тяжелеют на языке, каждое из них таит в себе множество сложностей, опасностей и вариантов развития событий.

— Григорий, Роман и… Лука.

Рот Джулии складывается в идеальное "о"