Организаторы дали гостям минут пятнадцать, чтобы скоротать время перед главным событием сегодняшнего вечера, а потом внезапно вырубили свет, и из динамиков, развешанных под потолком и расставленных вокруг сцены, полилась ритмичная восточная музыка. Одновременно с этим на полу оранжевыми огоньками высветилась дорожка, ведущая через весь зал к сцене. Охранники в форме учтиво предлагали гостям освободить ее по всей длине, и вскоре она была полностью расчищена, а по бокам выстроились гости со стаканами и тарелками в руках.

Музыка зазвучала громче, и из-под потолка на гостей внизу хлынули мерцающие отблески стробоскопов, подсвеченных разноцветными лазерными лучами. Напряжение в зале нарастало, звуки мелодии теперь лились, казалось, отовсюду – в дело вступили динамики, установленные на противоположном конце зала. Вскоре мелодия и свет окружали гостей со всех сторон, их фигуры мерцали, переливались и то появлялись, то пропадали в темноте.

Степан стоял позади плотной толпы и раздумывал, стоит ли ему подобраться поближе к дорожке или же просто дождаться, когда победительница выйдет на сцену. В общем, действо ему уже начинало нравиться, а теперь атмосфера в зале преобразилась и стала на уровне – было видно, что организаторы хорошо подготовились и не пожалели средств. И тут музыка ударила сильнее, входные двери распахнулись, и толпа шумно выдохнула.

На дорожку вступили две девушки, завернутые в яркие индийские сари. Они несли на головах корзины с цветочными лепестками и при каждом шаге доставали и разбрасывали их по сторонам. Следом появился Трепанг под руку с завернутой в вуаль Верой, на которой сейчас был сфокусирован изумрудный и бирюзовый свет от двух осветительных прожекторов. Переливчатая игра света так резко очерчивала контуры ее фигуры, что Вера казалась существом, прибывшим из другого мира – более яркого, красочного и, несомненно, мистического.

Трепанг был в черном смокинге, белоснежной сорочке и в роскошной дизайнерской цветастой панаме на голове, которая ярко диссонировала с его черно-белой фигурой. Веру не было видно вообще – только загадочный силуэт, скрытый под вуалью, и длиннющий шлейф, который несли два голых по пояс специально приглашенных индуса в тюрбанах и свободных шелковых штанах кроваво-красного цвета.

Степан проспал появление «свадебной процессии» и теперь судорожно проталкивался сквозь толпу, которая явно не хотела уступать ему место, а, напротив, только уплотнилась и придвинулась вперед. Так что Степану пришлось-таки довольствоваться своим положением позади всех, уповая только на свой высокий рост – и чтобы хоть что-то рассмотреть, встать на цыпочки. Трепанга он уже сегодня видел и даже немного поболтал с ним о том, о сем (они были давно знакомы), но он не знал, что именно его модель победит.

Выход получился роскошным: музыка обволакивала, цветовая насыщенность не уступала голливудской, а костюмированное шоу с «невестой» было выше всяких похвал. Теперь с потолка лились звуки флейт, тамбуринов и рогов, с помощью которых выдувались настолько низкие ноты, что от их звучания волосы вставали дыбом. Воцарившаяся в зале какофония увлекала гостей в древние века – воскресшие магараджи вели своих жен к алтарю, а покорные подданные валялись у их ног в пыли. Но даже оглушительная музыка не могла полностью подавить крики восторженной толпы, которыми она приветствовала появление победителей.

Процессия двигалась медленно, Трепанг нацепил на лицо дежурную лучезарную улыбку и постоянно кланялся вправо и влево. Девушки с корзинами разбрасывали лепестки, а индусы делали зверские рожи, вращали глазами, притоптывали ногами и приплясывали в такт музыке – однако ни на секунду не выпуская шлейф из рук. Из всего, что творилось на дорожке, Степан смог увидеть только самый верх – плывущие головы и лепестки, чем, конечно, остался очень недоволен. Настроение вмиг испортилось, и он вернулся обратно к столам, где от расстройства налил себя изрядную толику виски и выпил залпом. Огонь разбежался по жилам, внутри стало тепло, и Степан, немного успокоившись, заспешил к сцене и занял самое лучшее место возле нее – чуть-чуть сбоку, но так, чтобы все видно.

Вера шла, закутанная в вуаль, и еле сдерживала себя, чтобы не рассмеяться во весь голос. Такова была ее запоздалая реакция от пережитого ужаса. Когда она давала свое согласие на участие в награждении, она и не подумать не могла, что будет так бояться. Но мандраж начался задолго до назначенного времени – когда они ехали в машине Трепанга.

А когда на нее натягивали драгоценную вуаль, Веру всю просто трясло. Борис, видя такое дело, пришел к выводу, что без расслабляющего и успокаивающего средства здесь не обойтись, и быстренько сбегал в зал и приволок оттуда изрядный фужер, до краев наполненный «Мартини». Веру даже и не пришлось уговаривать выпить – она вцепилась в фужер двумя руками и жадно сделала такой огромный глоток, что Трепанг только выпучил глаза. В общем, через минуту ей стало хорошо, на душе отлегло, и она уже почти спокойно и словно со стороны наблюдала за собой – как ждала выхода в зал, как слушала музыку, и как потом двинулась по первой в своей жизни почти что красной дорожке.

Наверное, в тот вечер многие из приглашенных пожалели, что арендованный для мероприятия зал был небольшим – ведь в противном случае дорога к сцене была бы длиннее, и у присутствующих гостей было бы больше времени насладиться шоу. Но здесь уж ничего поделать нельзя – и вот Вера с поддерживающим ее Трепангом вступили на сцену, она осветилась яркими красными, голубыми и зелеными огнями, музыка в зале стихла, и из-под потолка зазвучали литавры, переходящие в оглушительный туш.

Когда звучание достигло пика громкости, Трепанг с помощью девушек, которые уже избавились от корзин с лепестками, быстрым отработанным движением приподнял над Верой вуаль и стянул ее вниз, стараясь не испортить прическу и, вообще, весь антураж. Вуаль осталась в руках у девушек, они быстро убежали со сцены, и перед восторженной публикой предстала Вера – совершенно расслабленная, с роскошной прической и макияжем, сногсшибательно красивая, в дорогом наряде, с голой шеей и с сумочкой от Шанель, перекинутой через плечо.

Публика, замершая в ожидании у сцены и к концу вечера успевшая солидно поднабраться спиртного, встретила вызволение «невесты» из-под вуали оглушительным ревом и аплодисментами. Особенно усердствовали присутствующие здесь мужчины (те, что еще не успели – или вовсе не хотели – поменять дам на кавалеров).

Вера была так ослепительно красива и казалась такой естественной и непринужденной – «Мартини» сделало свое дело, а если бы не оно – то тогда, вообще, непонятно, как Вера дожила бы до конца вечера – что к ее ногам немедленно полетели огромные букеты цветов от восторженных поклонников. Трепанг рядом радовался, как ребенок. Он тоже положил глаз на Веру, но тут неожиданно для всех на сцену выпрыгнул знакомый ему парень из Санкт-Петербурга, выхватил у стоявшего рядом Бориса микрофон, встал перед Верой на одно колено и, перекрывая восторги толпы, назвав Веру по имени, предложил ей немедленно выйти за него замуж.

* * *

Степан выбрал себе место и стал ждать, пока процессия доберется до сцены. По мере ее приближения, он различал все больше и больше деталей, видел, как индусы каким-то незаметным движением (и кто мог ожидать от них такой ловкости и прыти?) отцепили шлейф, видел, как девушки скинули корзины с лепестками на руки техническим ассистентам, и после вся кавалькада (кроме индусов) поднялась на сцену. После дозы виски, которая пришлась очень ко двору, интерес к происходящему в Степане разгорелся с новой силой, и он даже подумал, что, наверное, стоит уделить модели большее внимание – вдруг, для бизнеса будет полезным? Что, конечно, никак не могло отразиться на его желании найти Веру как можно быстрее. И когда мимо него прошла загадочная фигура, завернутая в вуаль, и от нее повеяло таким эротизмом и такой тайной, Степан поддался общему настрою толпы и стал с нетерпением ждать, когда же подарок для глаз освободят от праздничной упаковки.