Ублажение затянулось надолго, Алексей добрался уже до второго фильма и понемногу начал клевать носом, когда явилась Лариса с разогретыми пирогами и чаем.

– Ты был прав, я успела оголодать, – весело сказала она. – А ты?

– Слегка, – улыбнулся он. – Ларис, а утюг у тебя где?

– Вон там за шкафом гладильная доска, – указала она, – а утюг слева внизу. Я сейчас достану, чтоб тебе не ковыряться.

– Знаешь, на это у меня сил хватит, – серьезно сказал Алексей. – Сиди уж и смотри… Я тебя спрашивать буду, я тут не все понимаю…

Утро началось, как обычно с трагического пассажа Марии Алексеевны на тему «родная дочь не хочет посидеть дома с мамой!».

– Мамуля, – ворковала Лариса, явно вертясь перед зеркалом, – сколько можно сидеть взаперти? Я весь день на работе, а тут выставка! Когда еще к нам такое привезут? Не-ет, я оттуда не вылезу… Хочешь, пойдем вместе?

– Ларочка, ну не понимаю я эту мазню! – чуть ли не плачущим голосом говорила та. – Я думала, мы с тобой по магазинам сходим, мне костюм нужен, пальто…

– Нет, мам, это скучно, – ответила девушка, – тем более, покупать тут нечего. Я себе давно заказываю через интернет, намного дешевле и всегда попадает в размер, я уж молчу про выбор! Давай и тебе закажем?

– Нет уж, мне нужно своими глазами увидеть и потрогать то, за что я деньги плачу!

– Ну… иди и смотри, только не покупай первое попавшееся, тут в соседних магазинах цены могут вдвое отличаться, – предостерегла Лариса. – А я пойду на выставку, я ее который месяц жду! Серый, ты готов?

– Иду, – отозвался он, глянул в зеркало – побриться успел еще до того, как проснулась Мария Алексеевна, – одернул китель, расправил складки под ремнем, проверил, хорошо ли вычищены форменные ботинки, взял трость и вышел.

Немая сцена была ему наградой. Лариса пришла в себя первой, стряхнула невидимую пылинку с его лацкана и с улыбкой произнесла:

– Ну, поехали! Пока, мам, не забудь дверь запереть!

Только на лестнице она выпалила:

– Серый, а ты кто по званию-то? Я не разбираюсь в этих ваших звездочках…

– Капитан.

– Запомню, – серьезно сказала Лариса. – Давай, шевелись. А то скоро народ проснется и понахлынет, а в набитом зале, во-первых, душно, во-вторых, ничего не видно.

– Ты думаешь, публика прямо так и нахлынет? – скептически спросил он.

– Я не думаю, я знаю, – ответила она и оказалась права.

В храме искусства Алексею сперва было не по себе, он уже почти забыл, как их водили на экскурсии, забыл своеобразный музейный запах, скрип вытертого тысячами ног паркета, пожилых смотрительниц в строгих платьях с кружевными воротничками и старомодных костюмах, высокие окна и потолки и интересную акустику…

Пока было еще малолюдно, хотя время шло к полудню. Впрочем, выходной же – народ, видимо, отсыпался после рабочей недели.

Первый этаж его не впечатлил: ну, классика – дамы в кринолинах, кавалеры в орденах, натюрморты, это было понятно и не слишком интересно. Лариса, однако, битых четверть часа таскала его вокруг одной картины, пока до него не дошло, наконец, что фата невесты вовсе не белоснежная, как кажется издали: вблизи она была голубой, розовой, бежевой, даже фиолетовой, но только не белой! Так и кружево на платье какой-то придворной красавицы – белым оно только казалось, пока не приглядишься в упор! Это было даже любопытно.

Вот батальные полотна и в особенности марины Алексею понравились, тут он хоть мог сказать, что художник не перепутал сигнальные флажки…

А вот на вожделенных Ларисой импрессионистах он сломался. Он ничего не видел, только цветные пятна, «мазню», как выразилась Мария Алексеевна, размытые контуры, не более того.

– Серый, ты что сник? – Лариса очень хорошо чувствовала его настроение, он давно понял. – Не нравится?

– Устал немного, – солгал Алексей. – Я присяду пока, а ты смотри. Ты же хотела.

Лариса помолчала, потом решительно подволокла его за рукав к небольшой картине.

– Стой тут, – велела она, а сама повела себя странно: отошла вправо, влево, назад, приподнялась на цыпочки (и это при том, что нацепила сегодня высоченные каблуки; в самый раз на выставку, подумал еще Алексей, без ног ведь останется!). – Иди сюда. Ну подойди, Серый! Встань прямо за мной, подальше, пожалуй… и чуть-чуть пригнись, ты высоковат. Теперь смотри.

Алексей моргнул. Еще раз.

– Ну, что видишь? – нетерпеливо спросила Лариса.

– Сирень? – неверяще спросил он. – Ну да, кусты сирени. А под ними две девушки сидят, в желтом и голубом. У одной книжка, у второй зонтик, что ли? Или их трое? Там вроде еще одна маячит… Как это выходит?

– Вот так и выходит, – улыбнулась она. – Надо поймать нужный угол. Тут развесили не очень удачно и освещение так себе, плюс стекло бликует и на правильное расстояние еще поди отойди! Но принцип ты понял? Утыкаться носом в картину, как вон та дама, не нужно, так ты только мазки краски увидишь. Серый?

– Погоди, – отмахнулся он, завороженный небольшим холстом. Шаг влево – ничего не видно, шаг вправо – вот он, весенний сад, солнечные блики на траве и на платьях, цветущая сирень, таинственная глубина…

– Это ничего, – философски сказала Лариса, присев на банкетку. – В первый раз я тоже залипла. Но если раз увидишь, то уже не потеряешь. Серый, пойдем дальше, там еще большие холсты, и если их спинами загородят, ты-то, может, поверх голов что-то и увидишь, а я нет.

Здесь, по счастью, почти никого еще не было, и оказалось, что если сесть на лавочку в зале через дверной проем, то ракурс оказывается идеальным.

– Маленькие залы, говорю же, – с сожалением произнесла Лариса. – Если подойдешь поближе, уже не то будет. А так…

Начал прибывать народ, причем много, как Лариса и предсказывала, пришлось уходить: рассмотреть что-либо, а тем более поиграть с углом зрения оказалось попросту невозможно в такой толчее.

– Ларис, давай завтра еще зайдем, – смущенно попросил Алексей.

– Конечно. Только к открытию. А ты как, ходить еще в состоянии или уже с ног валишься? – спросила она.

– Да вроде бы в состоянии, – прислушался он к себе, – а что?

– А тут в соседнем корпусе выставка архитектурной графики, – пояснила она, – небольшая, из частных коллекций. Но я думаю, это тебе будет понятнее всяких… м-м-м…

– Так давай заглянем, если ненадолго, – кивнул Алексей.

Зря он так сказал.

– Я не верю, – повторял он в десятый раз, с помощью прокатной лупы рассматривая тончайшие, чуть не микронной толщины линии на эскизе здания какого-то театра, где отрисованы были даже маски на фронтоне и статуи у входа. – Не верю, что это сделано пером и тушью, от руки!

– И частенько без линейки, – добила Лариса. – Потому оно все и стоит по сию пору, а новострой падает то и дело, что архитекторы своего дела не знают. Впечатлен?