Воздух леденеет и застревает в глотке, ветер пополам со снегом наотмашь лупит в лицо! Глаза не открыть, не встать, даже защиту не построить… Он попытался свернуться клубком, но его решительно вздёрнули на ноги, развернули спиною к ветру, лицом к огромной скале. Вильяра крикнула на ухо, едва перекрывая свист и вой пурги:

— Ромига, руки на Камень и подпой мне!

Услышав настоящее имя, он выполнил команду немедля, как в бою. Обожгло, тряхнуло, будто от проводов под током. Неприятно, но терпимо. А песня-то уже знакомая, чего бы не подпеть? И странно даже: голоса двоих разумных не утонули, не затерялись в какофонии стихий. И Камень услышал, раскрылся перед ними. И они вошли, держась за руки, будто в круглый зал со стенами и сводом из бушующих снежных вихрей — а внутри царила удивительная тишина, лишь хрустели под ногами огромные, в ладонь, кристаллы инея. Вильяра уверенно шагала вперёд, зал становился всё просторнее и выше. Ромига ступал опасливо, прошлая попытка знакомства с чужим Источником была слишком свежа в памяти.

Мудрая остановилась и запела приветствие каждому из двух дюжин Камней. Ромига снова подпел, запоминая новые имена — это был какой-то другой круг, не у дома Лембы, он и выглядел, и ощущался иначе.

Поцелуй колдуньи, горячий и требовательный, прервал раздумья нава о природе здешней магии. Возбуждение накатило мгновенно, внезапно, и вот уже обнажённая Вильяра — когда успела? — висит на нём, обхватив руками и ногами, и какое-то время его ещё заботит: не уронить бы её, тяжёлую, и самому не свалиться на этот колючий иней. Конечно, нав устоит, не уронит! Не отпустит, не остановится, никому никогда свою ведьму не отдаст! Он оттягивает финал, длит наслаждение, уже болезненное, из последних сил, пока мир не встаёт на дыбы, вышибая сперва опору из-под ног, потом — остатки сознания.

Он лежит навзничь, Вильра — на нём: водит подтаявшей льдинкой по лицу и зовёт то по имени, то по прозвищу. Голос встревоженный, это уже не ласка, а попытка привести его в чувство. Ситуация отдаёт пошлейшим анекдотом: «кончил и упал в обморок», но Ромиге не смешно и даже не стыдно. Способность ощущать и соображать вернулась раньше способности шевелиться, и наву ясно, что вырубился он не сам собой. Очередная шуточка Зачарованных Камней? Или Вильяра снова перемудрила?

Ромига слизывает талую воду с губ, а с ресниц хочется поскорее её сморгнуть, пока не застыла обратно. Ещё застегнуться бы — холодно. Вильяра тормошит его всё настойчивее:

— Ромига, очнись, пожалуйста!

Ответить? Язык ворочается с трудом.

— Здесь я. Кто «я», и где «здесь», это отдельный вопрос.

— Нимрин, ты что, снова всё забыл?

— Нет, Вильяра… Мы с тобой всё ещё в круге Зачарованных Камней?

— Да, и нам пора идти дальше. Если ты сможешь.

— Слезь с меня, проверю.

Она стоит на коленях рядом, его белая колдунья, прекраснейшая в своей наготе, невыносимо желанная… Стоп! Зажмурить глаза, не смотреть, остановить это безумие.

— Вильяра, оденься, пожалуйста, а то мы никуда отсюда не уйдём!

Он садится спиной, чтобы не видеть, но всё равно подглядывает через плечо, как его женщина ступает босыми ногами по инею, и острые кристаллы не ранят дитя ледяного мира, не обжигают холодом. Как она изящно наклоняется за разбросанной одеждой… Он зажмурился и закусил кулак, нечувствительно — до крови, пришёл в себя лишь от мерзкого вкуса. Да что с ним такое! Хуже приворота зелёных ведьм! Прежде мысли, нав привычно потянулся за энергией для контрзаклинания и обнаружил, что круг таки расщедрился и дал чужаку ощутимую толику силы. Ромиге всегда было любопытно, какова разница между энергией родного Источника и кое-как подходящей чужой? Ну, вот она, во всей полноте ощущений. Если у других так, то понятно, почему челы — настолько хреновые колдуны, да и шасы с хванами не блещут! Он не рискнул проверять в круге главное: свои боевые возможности. Встал, потянулся, встряхнулся. Голова уже не кружится, буйная тяга к Вильяриным прелестям отпустила, ну и о ладно.

— Вильяра, ты получила, за чем пришла?

— Да, Нимрин, больше, чем рассчитывала! Ты стал мне ключом от силы, как я была ключом для моего наставника. Прости, я знаю, насколько это погано. Я не нарочно, правда! — искреннее раскаянье в голосе, но Ромига не усомнился, что при необходимости Вильяра повторит уже нарочно. Да и сам он, пожалуй, противиться не станет.

— Ладно, мудрая, не винись, мне на этот раз тоже кое-что перепало. Идём дальше?

— Погоди, сейчас я буду петь. А ты не вздумай подпевать, если хочешь остаться живым.

— Мудрая, а из круга нам выйти не надо?

— Пока нет. Встань рядом и ни в коем случае не мешай мне. Если вдруг кто-то заявится сюда, любой ценой не позволяй ему отвлечь меня от песни. Если я собьюсь, здесь не то что нас двоих — единого стоячего камня не останется.

***

Вильяра пела Усмиряющую стихии первый раз в жизни, но была уверена: силы ей хватит. Зря, что ли, они с Нимрином побаловали Зачарованные Камни любовной игрой? Теперь Камни станут подпитывать колдунью, пока она не выйдет из круга.

Силы-то хватит, а собранности? Безмолвная речь Младшего Наритьяры настигла Вильяру, когда прерывать песнь уже смерти подобно. Стихии внимают и, если собьёшься, не пощадят ни саму мудрую, ни тех, кого она пытается защитить.

«Мудрая Вильяра, я на ярмарке в твоих угодьях, ищу Старшего и Среднего, они пропали. Прокятый беззаконник Латира! Мало ему было замести следы — он разбередил стихии. Я прикрыл от удара ярмарочное поселение, но на большее меня не хватит. Кто же знал, что у старого поганца столько силы! Где ты, почему ты молчишь? Ты жива?» Отвечать Вильяра не подумала, да и не смогла бы сейчас, однако панические безмолвные вопли мешали, а затыкаться, не получив отклика, этот кричавкин выкидыш, похоже, не собирался: «Латира собрал под свою руку отребье с Арха Голкья и лепит из него новых Лати. Вилья ему не нужны, он сметёт вас, как сор…» Не слушать, не вникать, не брать к сердцу! Она запомнит и обдумает слова Младшего позже…

А стихии ярятся, не подчиняются, и сила утекает, будто в прорву, и чем дальше, тем ясней: заклинательнице противостоит воля другого разумного, превосходящего её мастерством. Подавить злокозненную ворожбу не выходит, Вильяра не победит в этой схватке, но ещё может выжить: устоять на ногах, сохранить трезвый рассудок, допеть до конца. Кто-то рядом подставил плечо, оно твердо и надёжно. И песнь