контингентом. А кого ещё было назначать? Незнакомцев, что ли, от которых потом в любой момент ждать ножа в спину? В Хряпе и Сане-чёрте Дорогин хоть и не был уверен на все сто процентов, как и в любом другом человеке, но хоть сомневался в них немного меньше, чем во всех остальных; Хряпа ловко выскочил из лимузина, как кукушка из часов, словно делал это уже миллион раз, — "Понимает, сволочь, или, лучше сказать, чует, — где-то рядом Великая пустота, протяни руку — и ухватишь, — но нет, не по Сеньке шапка, хотя в объективы камер попал раньше меня, радости, небось, полные штаны!" Распахнул дверь лимузина перед Дорогиным, сдал в сторону, дорога теперь — как топором прорублена, как ножом прорезана, прямо в мясе пространства и времени, текут потоки невидимой крови, её жадно поглощают все эти толпы, прильнувшие к экранам телевизоров, никого нет в этой зияющей ране, прикрытой красной ковровой дорожкой, высунутой наружу, подобно длинному языку, — из разверстого горла Дворца, поглотившего столько властителей, что не счесть, но так и не насытившегося, теперь Дмитрию Дмитриевичу предстояло вступить на этот жуткий язык и пойти по нему — вплоть до желудка, заполненного соком нации — всякими чиновниками и депутатами Всенародного Вече. — Но как бы не так! Не на того напали! Все кишки вместе с языком и желудком выверну наизнанку, если понадобится, не получится меня переварить, я их сам сожру изнутри, — не медлить, но и не спешить, один шаг, и я снаружи лимузина, серый асфальт — один из признаков времени, Великая пустота одета как-то уж слишком буднично, по ходу дела, словно невидимая шапка или пальто, ни веса у неё, ни температуры, ни плотности, теперь моё лицо открыто всему миру, на него смотрит всё человечество, ни на что так не смотрели и не смотрят, как на него, — ни на луну, ни на звезды, ни на море, ни на горы, оценивают, какое оно, словно я не имею к нему никакого отношения, — вообще-то у меня ещё есть голова, туловище, ноги, руки, и внутри меня тоже не пусто, мне не очень-то интересно их мнение, я и моё лицо, как часть меня, не обязаны нравиться всем, дело надо делать, а не пытаться всем понравиться. Что-то сверкнуло внизу на сером отшлифованном асфальте, что-то маленькое и чёрное; вот же странное дело! Как вообще может сверкать что-то чёрное, сверкать может звезда в небе, но никак не маленький чёрный предмет на светлом асфальте, но он именно сверкнул! Комендант Кремля встретил, отдал честь, ничего примечательного, словно тень мелькнула от человека, а не сам он что-то изобразил из себя, два гвардейца с карабинами в церемониальной форме на вытяжку справа и слева от входа. Вошёл во Дворец, длинная лестница, покрытая дорожкой — тянется вверх, не видно, где она заканчивается, — а вдруг нигде, так и будешь вечно подниматься по ней, и назад не повернуть, периодически прерывается лестничными площадками; очень мудрый человек проектировал и строил эту лестницу, — пока идёшь, столько всего передумаешь, и становится яснее с каждым шагом, что наверху — если не боги, то уж, по крайней мере, ближние им, а внизу — уж точно смертные и грешные; ты поднимаешься, значит у тебя появилась возможность — оторваться от смертных и приблизиться к богам, стать, если не одним из них, то уж, по крайней мере, кем-то, им подобным, — что же всё-таки чёрное сверкнуло на асфальте? — лежало на его поверхности, имело небольшой объём, длину, искривление, инородный предмет, неизвестно как сюда затесавшийся, самое выскобленное, вычищенное, вытертое место в Тартарии, не мусор же какой-то, крохотный инородный предмет, очень странный, обладающий незримой внутренней величиной, как высокая гора, спрессованная до размера — чего? — даже не верилось, что удалось через неё перешагнуть. Гора, спрессованная до размеров спички, полностью сгоревшей спички, — больше всего это инородное тело, лежащее на пути у Дмитрия Дмитриевича, было похоже на спичку, — может, таковой оно и являлось? Если так, то как это может быть, чтобы в такой день и в таком месте просто так валялась спичка, не частично сгоревшая, как это бывает, когда от неё прикуривают сигарету и тушат, а полностью, от головки до кончика, и лежала так, что я, вылезая из лимузина, не мог её не заметить на сером, высушенном временем и солнцем асфальте, — кто-то очень грамотно положил её на моём пути, всё предварительно продумав и предусмотрев, а ещё он каким-то образом наделил эту спичку внутренними свойствами горы, мимо которой ни пройти ни проехать. Разве такое вообще возможно?

Дмитрий Дмитриевич поднимался по лестнице уверенным шагом, не подавая виду, что думает об инородном предмете, лежащем на асфальте у входа, впереди на кронштейне двигалась автоматическая камера, снимающая его восхождение: не верилось, что за её синеватым глазом находится, если не всё человечество, то значительная его часть, наблюдающая за ним по интернету и телевизору; через каждые пять метров парами напротив друг друга стояли гвардейцы с лицами, словно вырезанными из камня, — их учат делать такие лица и сохранять на протяжении долгого времени. Такая школа неизбежно накладывает отпечаток на всю дальнейшую судьбу этих ребят: до конца своих дней они будут нести свои окаменевшие лица, которые никогда не станут прежними — подвижными и живыми — рассказывать сначала детям, потом внукам о прекрасном моменте, когда мимо них бодрым шагом прошёл Президент, и они краем глаза увидели его; — но кто я, в сущности, такой? Да никто! В полтора раза ниже их ростом, в три раза старше, внешность — далекая от совершенства, а они тщательно подобраны, выбраны из тысяч, если не из миллионов, по строгим критериям: рост не ниже ста семидесяти пяти сантиметров, стопроцентное зрение, вес в пределах нормы, без ярко выраженной субтильности или полноты, красивого телосложения, без татуировок, шрамов, крупных родинок и родимых пятен, с полным комплектом здоровых белых зубов, внешность — чисто тартарская без примесей; проверяется психическое здоровье претендентов, наследственность до седьмого поколения; поводом для отказа служат не только объективные причины, но и любая мелочь в личном деле: уголовное или административное наказание, имеющееся у близких и дальних родственников, знакомство с лицами, которые комиссии покажутся неблагонадежными по той или иной причине; в общем рассматривают каждого из них под микроскопом, проще попасть в отряд космонавтов, чем в гвардейцы Президентского полка. Потом их учат ходить, высоко поднимая выпрямленные в коленях ноги, тянуть носок, торжественно и неподвижно стоять с каменными лицами, которые не изменить до конца жизни, наряжают как