– Не твоя забота. Дадут. Там тоже будет блат. Спи. Завтратяжелый день. Вернее, тяжелая ночь.

Утром Захар устроил что-то вроде репетиции. Он велелСквозняку выйти на балкон и влезть в форточку на кухню. Потом еще раз. Это былосовсем несложно.

– Главное, чтобы ты не простудился, – говорил Захар, – тебепридется лезть раздетым, только в свитере. А ночью заморозки. Все-таки конецоктября.

– Ерунда. Я здоровый.

Днем Захар уложил его спать. Видно было, как он волнуется.Он расхаживал по кухне, курил, но к спиртному не притрагивался. Кофе себеварил, ставил Высоцкого. Коля дремал в комнате под хриплый басок.

Живешь в заколдованном ди-иком лесу,

Откуда уйти невозможно…

Пел магнитофон.

Из дома они вышли в два часа ночи. За углом, в соседнемдворе, их ждал новенький бежевый «жигуль». За рулем сидел какой-то незнакомыймужик, совсем молодой, курносый, в кожаной кепке, низко надвинутой на лоб.Рядом – Монгол, а беспалый – на заднем сиденье.

Ехали совсем недолго. По пустым ночным улицам до центрадомчались за полчаса. Притормозили в тихом дворе у семиэтажного дома сколоннами и башенками. Из машины вышли только двое – Монгол и Коля.

– Смотри, – сказал Монгол, – лестница проходит мимо окна.Форточка открыта. Там кухня. Главное, старайся не шуметь, когда будешьспрыгивать на пол. Прежде чем проходить в прихожую, оглядись, глаза должныпривыкнуть к темноте. И все очень тихо. Ты понял?

Коля кивнул.

– Боишься? – В бледном, зыбком свете фонаря глаза-щелочкивпились в лицо Сквозняка.

– Нет, – тихо ответил мальчик.

– Держи фонарик. – Монгол сунул ему в ладонь маленькуюметаллическую коробочку чуть больше спичечного коробка.

Было очень холодно и влажно. Скинув куртку, Коля невольнопоежился. Монгол взял у него куртку, легко подсадил на высокую лестницу ирастворился в темноте. Было слышно, как заработал мотор «жигулей».

Коля остался один. Обледенелый металл перекладин сразу обжегладони. Он стал быстро карабкаться, стараясь не замечать ломоты в промерзшихруках.

Вдруг одна из перекладин предательски лязгнула под егоногой. Он понял: можно запросто сорваться. Проржавевшие винты держатся насоплях. Сердце гулко стукнуло. Конечно, высота не такая уж большая, насмерть онне разобьется. Но дело сорвет. И ноги переломает.

В лицо ударил порыв ледяного ветра. Сверху хлопнулафорточка. Та самая, на четвертом этаже. Мелькнула идиотская мысль, что оттуда,из темного окна кухни, его заметили и закрыли форточку. Но он тут же разозлилсяна себя. Это ветер, просто ветер.

Задрав голову и внимательно взглянув вверх, он понял: самоетрудное впереди. На какой-то момент ему придется отпустить обе руки ибалансировать на скользком жестяном карнизе. Он должен оторвать одну руку отлестницы, а другой дотянуться до оконной рамы. Эта секундочка может стоитьжизни.

Главное, оставаться совершенно спокойным, не пускать в душупанический ужас перед пропастью высотой в четыре этажа. Тогда каждое движениебудет точным. Четыре этажа – это совсем немного, но дом старый, потолкивысокие… Только не смотреть вниз. Только не смотреть…

Ледяная жесть карниза немного прогнулась и спружинила подногой. Через секунду он легко и ловко протиснулся в форточку.

Ничего страшного. Жив.

Пахнуло теплом чужой кухни. Прямо под столом оказаласьширокая деревянная лавка. На минутку он присел на лавку, отдышался и тутуслышал какое-то сухое дробное постукиванье, совсем близко. Он понял: стучитпишущая машинка.

Колю это не испугало, а наоборот, странно воодушевило.Значит, не спит хозяин-профессор, сочиняет какую-нибудь научную статейку. Исочинять ему осталось совсем недолго. Но пока он ничего не подозревает.

Маленький жалкий детдомовец Коля Сквознячок знает, чтослучится с сытым счастливым профессором через несколько минут, а сам профессор– нет. Выходит, Коля Сквознячок сильнее и важнее.

У хозяина шикарной квартиры все было – мать, отец, всякиебабки-деды. Жил, сволочь, припеваючи, профессором стал. А Коля Сквознячоксейчас откроет дверь спокойного чистого дома, и профессору будет так хреново,как и не снилось в кошмарном сне.

Сквозняку вдруг захотелось хоть краем глаза взглянуть напрофессора. Он да1ке зажмурился, сжал кулаки, чтобы перебороть жгучеелюбопытство. Это оказалось труднее, чем удержаться на скользком карнизе. Носправился.

Глаза привыкли к темноте, он на цыпочках вышел из кухни иоказался в широкой прихожей. Кеды ступали по паркету почти бесшумно, толькополовицы чуть поскрипывали. Достав из кармана брюк фонарик, он быстро осветилвходную дверь.

А машинка все стучала. Сквозняк быстро справился санглийским замком.

В квартиру вошли трое: Монгол, беспалый и тот курносыйпарень, который сидел за рулем. Не сказав ни слова, они выпустили Колю налестницу и тихо закрыли за ним дверь.

«Жигуль» ждал за углом. Захар курил на заднем сиденье.Сквозняк уселся рядом. В салоне работала печка.

– Замерз? – спросил Захар и обнял его за плечи.

– А, ерунда, – махнул рукой мальчик, – Лестница проржавела,чуть не сломалась. А профессор не спал. На машинке печатал.

– Видел тебя?

– Нет.

– Ну и ладно. Это теперь без разницы.

– Почему?

Коля уже понял почему. Однако хотел уточнить.

– Монгол свидетелей не оставляет, – тихо ответил Захар, – онредко ходит на дело. Очень редко. Но потом всегда – никаких свидетелей. Он несидел ни разу, Монгол. Если попадется, ему сразу вышак, без разговоров. А тут унего особый интерес. У профессора сейчас в квартире какой-то тибетский божоквроде талисмана. Монгол говорит, это его вещь.

– Значит, они замочат профессора и его жену? – задумчивоспросил Коля.

– Скорее всего, – кивнул Захар.

– А этот божок, он золотой, что ли?

– Не знаю. Монгол его для себя берет. Продавать не станет. Аостальное, что возьмут в квартире, пойдет в общак. Монгол так решил.

– А Монгол главнее тебя? – спросил Коля осторожно.

– Ну, как тебе сказать? – Захар пожал плечами. – Я в законе,а закон вещь железная. Я многое могу, но должен еще больше. А Монгол никомуничего не должен. Он сам по себе. Я весь на виду, отвечаю за каждое свое слово,а он в тени. И еще. Для меня существует предел. Мой собственный предел. Я,например, не могу убить женщину, старика, ребенка. Просто не могу – и все. Понатуре своей. А Монгол может. Он никого и ничего не боится. Главное, самогосебя не боится. Ты понимаешь?