Для того чтобы лицо осталось узнаваемым на фотографии, в немдолжно быть нечто очень индивидуальное, особенное. Нет, не дефект, не уродство,что-то совсем иное. Володя не мог сформулировать, что именно, но, разглядываяснимок Сквозняка, понимал: в лице бандита ничего особенного, запоминающегося,нет.

Обыкновенная физиономия, вполне приятная, высокий лоб,прямой нос, жесткая, мужественная линия рта. Таких много в толпе. Столкнешьсяна улице – ни за что не узнаешь. Володя читал еще давно, в интервью какого-тополковника милиции, что фотографии преступников, расклеенные на стендах, крайнередко помогают в их задержании. Это больше действует на самого преступника,создает дополнительное психологическое напряжение.

Однако Володя смотрел на фотографию так часто, так долго,что казалось, теперь мог бы узнать Сквозняка даже в темноте, на ощупь, сзавязанными глазами. Но надо было подойти ближе, а это слишком рискованно.

Монгол научил покрывать подушечки пальцев специальным клеем.Никаких отпечатков. Потом этот клей отлично оттирался спиртом. Главное – незабывать постоянно смазывать руки кремом, иначе от клея и спирта кожастановится слишком сухой, пальцы теряют гибкость и чувствительность. Руки –главное оружие. Многие приемы в перчатках не получаются. Именно руками Сквозняксделал своего первого жмура. Голыми руками.

Шел 1981 год. Сквозняку исполнилось восемнадцать, и Монголрешил по-своему отпраздновать его совершеннолетие.

В форточки Коля давно уже не пролезал. При ограблениях онлибо стоял на «атасе», либо помогал выносить вещи. Монгол, как правило, брал надело не больше двух человек. На этот раз они пошли вдвоем. Квартирапринадлежала банщику из Краснопресненских бань. Монгол был знаком с ним многолет. Приземистый толстый московский грузин Ираклий, по прозвищу Ира, кромебанного дела, занимался еще скупкой краденого, особенно любил ювелирныйантиквариат. Накануне он серьезно надул Монгола, купил у него изумрудныйкомплект, серьги, кольцо и кулон, в три раза дешевле, чем стоили вещи. Он долгои горячо убеждал Монгола, будто вещи поддельные, не начала прошлого века, асовременной работы. К тому же золото низкопробное, с большим процентом серебра.И изумруд на одной сережке с трещинкой.

Монгол не возражал. Глядел внимательно своими щелочками,молчал, потом взял деньги, в три раза меньше, чем должен был взять. Сквозняк,сидевший рядом, сразу понял: банщик уже не жилец. Врет он Монголу, врет и некраснеет. Только слишком уж возбужденно говорит. Наверное, думает, будто самыйумный.

Когда они распрощались с красноречивым банщиком и вышли наулицу. Монгол сказал:

– Послезавтра он отправляет жену с детьми к родителям вКутаиси. У него будет жить любовница. Цацки он не перепродаст, скорее всего,оставит себе. Может, конечно, любовнице подарить сгоряча, но она все равно сними никуда не уйдет. Не успеет.

Сквозняк немного удивился, когда узнал, что ночью к грузинуони пойдут вдвоем. Только вдвоем. Монгол и он. Однако спрашивать ничего нестал. Монгол не любил лишних вопросов.

В полночь они позвонили в дверь. Просто позвонили. И банщиквпустил их. На нем была грязноватая белая майка и широкие сатиновые трусы вцветочек. Из комнаты орала веселая эстрадная музыка.

– Не додал, не ждал, проходите, гости дорогие, – широкимжестом он указал на кухню.

– Ираклий, кто там пришел? – закричал женский голос изглубины комнаты.

– Пойди, Сквознячок, поздоровайся с дамой, – шепнул Монгол.

Хозяин не услышал и очень удивился, когда сдан из дорогихгостей, вместо того чтобы пройти в кухню, направился в комнату, где красиваяЗиночка, товаровед магазина «Грузия», лежала на тахте. Она была совсем не в томвиде, в котором женщина может предстать перед незнакомым мужчиной. И Ираклийвозмутился, даже голос повысил:

– Эй, Сквознячок, туда нельзя! Что за дела, Монгол?

Однако ответа не услышал. Быстрым, едва заметным движениемМонгол завел его правую руку за спину, так что суставы затрещали, а банщик нанесколько секунд потерял сознание от дикой боли.

– Где цацки? – ласково спросил Монгол и одним ударом коленаотбил банщику почку.

– Все отдам, – прохрипел Ираклий, – не убивай, все отдам.Сосунку своему крикни, чтобы женщину не трогал.

– Пошли, – Монгол поволок скорчившегося, хрипящего банщика вкомнату, отдавать будешь.

Коле было интересно увидеть женщину, которую ему предстоитзамочить через несколько минут. Монгол заранее предупредил об этом.

– Она знает мало, и долго разговаривать с ней не надо, –сказал он Сквозняку, когда они ехали в лифте.

Женщина лежала на тахте совершенно голая. Когда в комнатувошел незнакомый парень, она ойкнула и испуганно прикрылась одеялом.

– Ты кто, пацан? Сюда нельзя. Выйди сейчас же!

– Мне можно, – улыбнулся Сквозняк. Она была оченьхорошенькая. Светлые короткие кудряшки, яркие пухлые губки, большая грудь. Коляподумал, что если посмотреть со стороны, то все это выглядит очень классно, какв американском фильме. И, невольно подражая киношным злодеям, он как бы чуть сленцой неохотно, медленным движением саданул красотке под дых. Пока она, какрыба, хватала воздух открытым ртом, он наклонился, схватил ее за волосы иласковым шепотом произнес на ухо:

– Где у твоего барана тайники, знаешь? Она смотрела на неговыпученными глазами и уже не казалась такой хорошенькой. Лицо побагровело, ротшироко открыт. Она все еще не могла отдышаться.

– Не знаешь – сразу замочу.

Для убедительности он легонько, ребром ладони, ударил ее поболевой точке на шее. Удар был рассчитан точно, ровно настолько, чтобы онамогла после этого говорить и двигаться, но чтобы сомнений никаких у нее неосталось.

Тайников она не знала. Но на серванте лежала горстка еесобственных драгоценностей – сережки с большими синими сапфирами, два кольца,одно старинное, бриллиантовое, другое современное, сапфировое, под серьги, иеще часики золотые на дутом золотом браслете. Всего час назад она сняла всеэто, раздеваясь перед бурной страстью, и аккуратно положила на сервант.

– Возьми, все возьми, только не убивай. У меня сынокмаленький, два года. И мама инвалид. Не убивай, – бормотала она.

Вдобавок к украшениям, которые он сгреб в карман с серванта,она протянула на дрожащей ладони золотой медальон в форме ракушки. Медальонвсегда висел у нее на груди на тонкой цепочке. Она никогда его не снимала, этобыл талисман.

Сквозняк небрежно бросил медальон в карман брюк.