– Никогда его не любила, – вздохнула я.

– Согласна, своеобразный.

– Но к тебе он относился с почтением. Ты разве не помнишь?

Я засмеялась, вспоминая, как профессор подлизывался к Джейн. На тот момент она была на последнем курсе, а я на первом. Джейн часто рассказывала о просьбах Томпсона пофотографировать его жену.

– Все дело в этом малыше, – улыбнулась подруга и легонько похлопала по рюкзаку, где лежал ее фотоаппарат. – Правда, раньше был дешевле… Ну, так о чем это мы? Ах, точно. У тебя же сейчас новое задание? Очередная эксклюзивная статья?

– На этот раз все сложнее, – вздохнула я, а перед глазами, как по щелчку, всплыл образ Джона, когда он говорил завязывать с театром.

Когда я сказала это, у Джейн зазвонил телефон.

– Ох, черт, это мой начальник, – воскликнула подруга и быстро приняла вызов. – Да, Эдвард, да, я уже почти пришла на площадь. Как «уже начинается»? А, позвонили. Хорошо, бегу!

Джейн завершила вызов и театрально просипела:

– Сара, солнышко, я должна бежать! Давай на днях встретимся и все обсудим?

– О’кей, до встречи.

Я помахала подруге рукой, с облегчением вздохнув. В ту минуту я не смогла бы рассказать ей того, на что напала.

Вечер выдался ветреным. Я вышла из автобуса и поежилась. На плечи был накинут плащ, а из-под него выглядывало легкое пастельное платье, которое я купила несколько лет назад на осеннюю свадьбу однокурсницы, а после надевала только летом.

«Красота требует жертв», – подумала я, клацая зубами. Ноги одеревенели от северного ветра, тело покрывалось гусиной кожей, а я семенила к театру, уверяя себя, что разоделась как принцесса не из-за Тома, а просто так, для настроения.

В этот вечер здание театра выглядело особенно мрачно. Над ним повисла дождевая туча цвета запекшейся крови, а ветер, обдувающий каменную глыбу со всех сторон, у входа усиливался. Даже вороны не каркали. Их вообще не было видно. Наверное, укрылись на чердаке от надвигающегося ненастья.

Но, как только я зашла в театр, меня, как шарф, окутало тепло, а в нос ударил запах кофе.

– Добрый вечер, мисс, – послышался серьезный мужской голос, и я, немного испугавшись, повернулась, чтобы посмотреть, кто ко мне обратился.

На меня смотрели темно-карие глаза. Пристально, с любопытством. Я открыла было рот, чтобы поприветствовать Барона, но не успела сделать и вдоха. Он продолжил:

– Вы – Сара Гринвуд?

– Д-да, – неуверенно промямлила я, будто бы он назвал чужое имя, а я на него откликнулась. – Да, я Сара.

– Проходите, – Барон жестом пригласил войти, даже не улыбнувшись.

– Спасибо, – я коротко поклонилась и немедля прошла внутрь.

Несмотря на тепло, наполняющее театр, мое тело еще больше стало колотить от холода. Взгляд, которым наградил Барон, замораживал. Может быть, мне только показалось, но в его глазах плясали черти, когда он произносил мое имя своим низким мужским басом. Ей-богу, его голос пробрал меня до костей.

Отойдя чуть дальше, я расстегнула плащ и стала делать вид, что разглаживаю руками платье, хотя на самом деле не могла отвести взгляда от Барона. Он стоял у входа и чопорно приветствовал легким поклоном каждую зрительницу. Они смущенно ему улыбались, показывали билеты и проходили в помещение.

Барон был невысоким – метр семьдесят пять, не больше. Коренастый, упитанный, с широкой спиной и волевым подбородком. Он напоминал главаря мафии или… убийцу. Он не улыбнулся ни одной девушке, у которой принимал билеты. Казалось, его лицо – каменная глыба. Никаких черных усиков, завернутых вверх. Ухоженная бородка, высокий лоб, густые брови. Барон был одет в классический костюм под стать его прозвищу, но не походил на дворецкого.

Сглотнув, я сняла плащ и пошла к лестнице, которая вела на цокольный этаж, в гардероб. Там меня встретил юноша. Когда он протянул номерок, я, не рассматривая цифры, сразу убрала его в сумочку. Я помнила, какие проблемы он принес мне во время первого визита в театр – сильный ожог. Я не могла избавиться от покраснения неделю. Обошлось без волдырей, но это не отменяло факта, что жилось мне несладко.

Потом я поднялась по винтовой лестнице на второй этаж. Вместо Циркача возле входа в зал стоял другой актер. Это был Ирландец – его зализанная рыжая шевелюра напоминала маяк в морском порту. Он любезно встречал каждую зрительницу и искренне улыбался. Когда пришла моя очередь пройти на место, я, пересилив волнение, взглянула на него и выпалила:

– Здравствуйте. Я пришла по приглашению. Куда мне можно сесть?

Я произнесла слова так, как репетировала дома. Заученное предложение напоминало гладко высеченные колья или речь робота. Но это ни капли не смутило Ирландца. Он сверкнул зелеными глазами, улыбнулся и мягко произнес:

– Прошу вас, мисс, первый ряд, крайнее место слева.

– Спасибо. – Я попыталась изобразить подобие улыбки, хотя лицо как зацементировали.

В каждом актере я видела убийцу и не могла избавиться от ледяного страха. Даже теплота, с которой встретил Ирландец, не избавила от тревоги. Только когда началось представление, я со спокойствием выдохнула. Как минимум на два часа я была защищена от их волчьих, цепких взглядов.

Я не читала рассказ Амели Нотомб «Косметика врага», но была немного знакома с творчеством писательницы. У нее был необычный стиль, острый ум и своеобразные сюжеты. Еще в школьные годы мне попался сборник с двумя ее рассказами: «Кодекс принца» и «Антихрист». Никогда не забуду, какие чувства и эмоции переполняли меня, когда я закончила их читать. Отвращение к персонажам граничило с безумной влюбленностью в них. Писательница искусно манипулировала читателями. Она писала так, что сначала тебе хотелось избить главного героя, а потом, через пару секунд, трепетно прижать к своему разгоряченному сердцу и пожалеть.

Я не знала, чего ожидать от спектакля «Косметика врага», но была уверена: в конце лишусь рассудка. Нотомб, создавая свои миры, именно этого и добивалась. При этом ее безумие всегда оставляло горьковато-сладкое послевкусие. Оно завораживало, отравляя.

«Прямо как театр, в котором поставили спектакль Амели», – подумала я с горечью.

Когда занавес разъехался, перед зрителем появился первый герой – молодой парень сидел в аэропорту в красном кожаном кресле и задумчиво печатал на ноутбуке. На подлокотнике стояла чашечка с кофе и лежал надкусанный бутерброд с колбасой и сыром. Рядом с креслом – большой чемодан с биркой владельца «Жером Ангюст».

Герой Тома.

Харт не был загримирован. Та же прическа, повседневный серый костюм – неизменный стиль многих деловых мужчин старше двадцати пяти лет. Но атмосфера вокруг Тома говорила, что передо мной незнакомец. Не британец Том Харт, а француз Жером Ангюст, которого я видела впервые в жизни. Том даже сидел не так, как во время нашей встречи в кофейне. Повороты головы, сдвинутые к переносице брови, задумчивое клацанье по клавиатуре, нервное приглаживание волос. Он сросся с ролью. Юноша на сцене очень отдаленно напоминал того, в кого я влюблялась.