– Смотри, Ферстаппен (Прим. автора: Пилот команды «Ред Булл Рейсинг» «Формулы-1». Трёхкратный чемпион мира) пошел на последний круг. Опять первым будет, – голос Глеба Навицкого различаю с трудом. Он переплетается с шумом вокруг меня.

– Угу, – безразлично отвечаю, не отводя взгляда от запотевшей бутылки пива.

– Раньше ты за него активней болел.

– Угу.

В ушах копошатся невнятные звуки и непроходимый скрежет. Как острым ногтем по чистому стеклу.

Сжимаю бутылку что есть силы, мечтаю раздавить ее, чтобы толстые стенки не выдержали давления и треснули.

Желание такое сильное, что перед глазами двоится, а я дышать начинаю чаще.

Безумие какое-то.

– Эй, с тобой все в порядке? – Нава тормошит меня за ту самую руку, которой сжимаю бутылку, и не вовремя врывается ко мне в голову.

Поднимаю на него свой мутный взгляд, уже понимая, что мне даже тяжело его сфокусировать, и медленно качаю головой.

Нет, со мной не все в порядке.

Но сейчас глядя на Глеба, чувствую, что мои переживания как ком стоят в груди, вытесняя легкие и сердце. С каждым вдохом этот ком раздувается, словно его кто-то намеренно подкачивает.

– Оля беременна. Не от меня.

Прикрываю глаза и откидываюсь назад. Состояние тотального бессилия. Оставшиеся проблемы кажутся мелкой пылью по сравнению с ее уходом.

Я же готов был принять этого ребенка. Да, не мой. Но он же часть ее, значит, обязательно полюблю. Не смог бы по-другому.

И жалко себя становится. Твою ж мать, мне себя жалко. Это самое ужасное, что может испытывать мужчина по отношению к себе.

– Твоя жена за твоей спиной…

Глеб недоговаривает. Со стороны это выглядит как измена. Да и во все, что мне рассказала Ольга, не сразу готов был поверить, пока не начал гуглить.

Будто наверху и правда кто-то там поиздевался над нами, организовав ту встречу.

Может, не надо было нам встречаться? Или мне идти за ней в тот вечер? Звать в ресторан? Целовать? Сексом заниматься?

– Нет, Оля была уже беременна. Просто не знала. И сейчас она ушла. К нему.

В глаза Глеба даже боюсь смотреть. Одно дело жалеть себя, другое дело – видеть жалость в глазах друга. Это меня добьет.

– Мне жаль, Макс. Правда.

– Нет знакомого психолога, чтобы поговорить? - отшучиваюсь и чуть разряжаю обстановку.

– И ты ее так просто отпустишь?

Его вопрос как острая бритва по венам. Кровь тут же вытекает из тела, а я медленно падаю на землю, лишаясь сил.

Залпом выпиваю пиво и с глухим стуком ставлю ее на деревянный стол. В груди больно жжется, и руки так и тянутся раскурочить грудную клетку к чертовой матери. Я задолбался все это чувствовать. Устал, банально устал.

Выдернуть бы на хрен все чувства и сжечь.

– Ты знаешь, два года назад, когда мы стояли в ЗАГСе и подписывали документы на развод, я до последнего думал, что Оля сейчас на меня посмотрит, улыбнется, как может только она, встанет, обнимет и скажет что-то такое ласковое. Я, конечно же, поверю ей, и мы уйдем из того места, забудем все как страшный сон. Я до последнего верил, что происходящее какое-то недоразумение, и мы справимся.

Волна дрожи накатывает и следом отпускает. Меня бьет озноб от воспоминаний, а затем жар опутывает икры и бедра, поднимаясь по телу.

От вкуса и запаха пива тошнота рождается.

– А мы такие вещи друг другу говорили, что… нельзя повторить, чтобы не получить удар. Не горжусь этим, честно. Когда остался стоять один, смотря ей вслед, у меня было зверское желание вырвать ее отсюда, – пятерней стучу по области сердца до противных ударов, – и жить дальше.

Повернув голову чуть вправо замечаю девушку, вошедшую в бар. Я видел только ее профиль. Она шла быстро, а ее темные распущенные волосы пружинили при ходьбе.

Мне показалось, что это Оля, и ребра начали трескаться, как старые доски от колотящегося сердца. Подорваться хотел, окликнуть, сделать хоть что-то, чтобы она посмотрела в мою сторону.

Но это была не она.

Девушка подошла к парню за стойкой, поцеловала его и, наверное, почувствовав чужой взгляд на себе, посмотрела на меня.

Похожа, но это не моя Оля.

– У меня не осталось сил бороться, Нава. Если бы она оставила мне хоть один шанс, хоть надежду, а она вырвала снова все с корнем и хлопнула дверью.

– Но ты же ее любишь.

– Иногда чтобы показать любовь, нужно отпустить человека. Эту банальную хрень я много кому говорил. И, кажется, теперь говорю себе.

– Благородно, – отвечает и отпивает свое пиво.

На заднем фоне снова какие-то крики и мат. Со стойки падает и разбивается пивной бокал, и мы с Навой оба поворачивает головы.

– Да хуйня это все, а не благородство.

– Ты сейчас рассуждаешь не как психолог, – хмыкает и многозначительно смотрит мне в глаза.

– Ну, а что бы сделал ты, а? – скрещиваю руки и замечаю, как взгляд Навицкого забегал по столу, – что бы ты сделал, если после четырех лет разлуки с Милой ты встретил ее, а она тебя: “Дорогой, я беременна и ухожу к другому”. ***

– Честно? Сдох. Врезал бы тому уроду и сдох.

– Может, мне тоже врезать Брандту?

– Брандт? Это фамилия такая?

– Угу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ольга Брандт.

– Пиздец. Молчи.

У меня тело все гореть начало, стоило Глебу произнести фамилию этого урода с именем моей жены.

Я оборачиваюсь и снова перед глазами та девушка, что безумно похожа на Ольгу. Она обнимает парня, и они о чем-то перешептываются. Уверен, что-то пошлое и развратное.

Тоска стянула так сильно, до хрипов в горле.

Не могу отделаться от ее запаха, который преследует меня