Меня вообще сейчас мало что волнует, кроме моей жены.

На шум прибегает медсестра, осматривает нас осуждающим взглядом, что мы как мальчишки просто опускаем глаза в пол и не произносим больше ни слова.

Она уходит и возвращается с пакетом “Снежка”, который отдает Брандту, а тот прикладывает его к переносице.

Перелома нет, и я, как это ни странно, выдыхаю.

У меня не было цели сильно вредить Оскару. Да и перелом носа штука неприятная.

– Ольга раньше была другой. Когда мы встретились, я практически сразу в нее влюбился. Подростком себя пятнадцатилетним ощутил. Не знаю, как могло такое произойти, но я словно попал под ее чары и… Если бы я знал, что на том злосчастном мероприятии будешь ты, никогда бы туда не ходил.

Усмехаюсь.

Что-то мне подсказывает, что мы бы все равно встретились с Лялькой.

Как говорят, пути Господни неисповедимы, хоть я и мало верю в эту хрень. Но иногда скопление таких вот случайностей навевают на разные мысли. И просто не получается придумать другое объяснение, кроме как… судьба.

– Ольга не вернется к тебе, – уверенно говорю.

И сейчас я точно это осознал. Не отпущу и буду бороться.

– Хм… зачем мне шлюха, которая трахается за моей спиной с бывшим? – грубо отвечает.

Тут же вскакиваю с металлического сиденья, готовый ринуться в драку. И правда, я тоже как пятнадцатилетний пацан.

Грудь ошпаривает от сказанного Брандтом, а слово “шлюха” царапает барабанные перепонки до потери слуха. Тошно от того, насколько он близок к правде, и как эта правда меня задевает.

– Я не буду бить тебя во второй раз только по одной простой причине: ты обижен и зол на Ольгу. И я понимаю твои чувства. Но если еще раз скажешь про нее такое… – каждое слово я выговариваю четко и уверенно. И удивлен, что мой голос не срывается и не дрожит.

От гнева ведь трясусь.

Оскар молчит. Бросает на меня короткий взгляд и отворачивается.

– Я не хотел, чтобы так случилось, – мрачно говорит.

– Но это случилось.

– И я виню в этом себя. Мой ребенок… я узнал о нем сегодня же. Сегодня и потерял. Не успел понять, что я отец, как уже и не отец. И не буду им.

В какой-то степени сочувствую Оскару. Будь мы друзьями, я бы предложил ему помощь, но сейчас хочу, чтобы Брандт уже ушел. Их история с Ольгой была короткой, и она закончилась.

Лялька моя и останется моей.

– Ты еще встретишь женщину, которая родит тебе сына. Или дочь.

Брандт медленно встает, перекатывается с пятки на носок и, отнимая лед от переносицы, швыряет упаковку растаявшего “Снежка” на сиденье.

Оскар уходит, не попрощавшись. Только вижу его удаляющуюся спину и с облегчением выдыхаю.

Я опускаюсь на свое место и принимаюсь тупо ждать. Чего – не знаю. Наверное, когда наконец-то придет врач и что-то скажет мне о состоянии Ольги, или когда я уже смогу к ней зайти.

Вся эта неизвестность ковыряет во мне дыру, она становится все глубже и глубже с каждой прожитой минутой.

Оля еще не знает, что за стенкой палаты ее ждет бывший муж.

Веки склеиваются, а в глаза словно сыпанули песка. От усталости болит каждая клетка моего тела, но не даю себе и шанса поспать, потому что боюсь пропустить приход врача.

Он подходит ко мне спустя час, когда я был готов уже спускаться на ресепшен и ругаться. Никогда я не был близок так к срыву, как этим вечером. Или ночью. За окном уже давно ночь!

– Оскар Брандт? – спрашивает ровно таким же голосом, как говорил Брандт – безразлично.

– Максим Кречетов, – четко произношу, чтоб они уже запомнили, кто я такой, – муж Ольги Кречетовой. Как она?

На этом вопросе в груди бомбить начинает, как сотни пуль врезаются в раскуроченную плоть и обжигают ее порохом.

– Мы сделали все необходимые процедуры, сейчас Ольга в палате, спит. Вы можете к ней зайти, но ненадолго.

– Ей что-нибудь нужно? – слышу, как мой голос хрипит, да и говорю слишком тихо.

– Разве что внимание и чуткость. Женщинам после выкидыша нужна особая забота.

Киваю, опустив голову. Сколько я видел таких женщин у себя в центре?! Но сейчас столкнулся лично. И честно, у меня мороз по коже. Как бы ты ни был начитан и готов, все равно страшно к этому прикасаться. Мужчина никогда не поймет женщину, которая перенесла потерю, каким бы продвинутым тот ни казался.

В палату захожу бесшумно, хоть я и знаю, что Ольга спит.

Волосы рассыпаны по подушке, сама лежит на боку, свернувшись калачиком. Маленькая, беззащитная, уязвимая, что душу щиплет представшая картинка.

Я медленно подхожу к кровати и сажусь на край. Руку кладу на ее бок и даже сквозь ткань одеяла чувствую ее тепло. В груди все таять начинает, как сжатый ком снега под весенним солнцем.

– Оскар не виноват, ты его не бей, – слышу голос Оли. Медленный, низкий, будто она сорвала его, когда кричала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я уже.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты ненормальный?

– Говорил. Жена.

Лялька пробует усмехнуться, но выходит скверно.

– Прости меня. Я, наверное, ужасный человек, раз со мной это все произошло. Заслужила, выходит.

– Ты неправа. Ты не ужасный человек. И никто не заслуживает такого. Но я понимаю, как тебе сейчас тяжело.

– Ох, Кречетов, только не надо на мне свои психологические штуки практиковать.

Несмотря на одежду, ложусь с ней. Пусть хоть что мне говорят, мне нужно ее обнять, а Ольге нужно почувствовать рядом близкого человека. Иногда объятия помогают больше, нежели слова.

– Тогда просто поспи, Оль. Анализом займешься потом.

– Ты не уйдешь?

–