представления с цирковыми актерами. Они развлекали эверчан легендами и, наряжаясь в святых, дарили детям подарки. Артисты перевоплощались и в королевскую семью с лордами, раздавая вырезанные из дерева монетки. А еще во Фран съезжались торговцы и ставили палатки вдоль улиц: всю ночь они продавали игрушки, горячие напитки и еду.

В Арасе же к этому дню относились с глубоким почтением и уважением. Тут не играла музыка, никто не дарил подарки и люди не наряжались в лучшие наряды. Зато вся страна становилась светлой, и жители сливались со снегом, надевая белую одежду. Столицу украшали лишь свечи, расставленные вдоль улиц, горящие благовония и фейерверки, подвешенные на нитках. Они, натянутые между крышами домов, ждали своего часа.

Но празднество происходило не в столице. Оно начинало свой путь у Небесного озера. С самого утра арасийцы приходили туда, чтобы повесить на ветки ивы белые ленты, а позже возвращались лишь глубокой ночью. Соно любил День Огня и Смерти из-за его красоты, но не любил из-за слез мамы, которая, возвращаясь домой, горько плакала в своей комнате.

Ниджай давно не был в столице и не встречал этот праздник. После того как он попал в клан, все торжества и святые стали для него запретными. Наемники отмечали только семилетие и дни, когда корабль привозил выпивку со Схиалы. Но Соно повезло: учитель, прикрыв его перед Ренрисом, позволил ученику отправиться в Ньюри. Это был подарок на его восемнадцатилетие.

Последний раз ниджай был в столице на своем первом задании. В тот день он убил лучшего друга и покончил с прошлым, которое так хотел вернуть. Но сегодня Соно здесь не за очередной смертью.

Ниджай добрался до города к утру. Как раз успел к службе. Рётоку ходили по улицам и пели молитвы святому Ару, прося его открыть врата в мир мертвых. Люди выходили из минок и осыпали членов «Клана веры» сухим рисом, помогая задобрить великого олхи. Рётоку останавливались возле каждого порога и отпивали растопленный снег из серебряной чаши – такими Соно любовался в детстве. Они были широкими, на тонкой ножке с вырезанным драконом, опоясывающим ее. Раньше он не понимал, зачем такую вещь хранить на алтарях, но сейчас знал: так члены клана призывают души погибших.

Соно проскользнул сквозь толпу к палатке, в которой продавали ленты. Заплатив за них три квана, он направился к Небесному озеру. Хикаро позаботился о белых одеждах. Ниджаю было в них некомфортно. Последний раз он надевал хлопок девять лет назад, когда, капризничая, убегал от мамы, которая каждый раз туго подпоясывала его хаори. Соно отвык от заботы и от того, что он у всех на виду. От того, что ему не надо скрываться, а можно спокойно идти по улице, не боясь чужих взглядов. Вокруг летала дымка благовоний – еще один запах, возвращающий его в болезненные воспоминания о прошлом. Ту деревню и огонь, который танцевал на домах, он, кажется, не забудет никогда.

– А вы не подскажете, где озеро? – Маленький мальчик дернул Соно за рукав.

Ниджай отшатнулся и, забыв, что он не на задании, приготовился бежать, но ребенок перехватил его за штанину.

– Вы мне поможете?

– Небесное озеро? – Соно все-таки остановился.

– Да, дяденька. Где оно?

Соно вытянул руку и указал в сторону реки.

– Иди вдоль Цудо. Она приведет тебя куда нужно.

Ниджай хотел уже уйти, но мальчик продолжал его держать.

– А там будет моя мама?

– Ты потерялся? – догадался Соно.

– Нет, моя ба покупает мне пряничек. Во-о-он там, – зачем-то оповестил он ниджая. – А я спрашиваю про маму. Она будет ждать меня у озера?

– Наверное. Мне откуда знать?

Соно развернулся, но ребенок обогнал его, перегородив дорогу.

– Ну дядечка… – взмолился он, готовый вот-вот расплакаться.

Мимо проходящие люди начали подозрительно оглядываться на них, а императорская стража, шедшая вдоль улиц, заинтересовалась ниджаем. Соно не хотел привлекать внимание и сел на корточки перед мальчишкой.

– Давай я отведу тебя к бабушке. Спросишь у нее.

– А вы не знаете? Почему? – Ребенок расстроился.

– Потому что я не знаю твою маму. Если она ушла раньше вас, то она ждет у озера.

Соно встал и взял его за руку, чтобы отвести к бабушке.

– Моя мама умерла.

Ниджай остановился.

– Я думал, ваша тоже и вы идете ее встречать. – Ребенок сжал руку Соно. – Бабушка сказала, что мама придет на озеро. Мы должны ее сопроводить домой, чтобы накормить, а позже отпустить в путешествие.

«Отпустить в иной мир», – мысленно исправил его ниджай.

Он развернулся к мальчику, который расстроенно опустил голову.

– Значит, мамы там не будет? – Его глаза наполнились слезами.

Соно не хотел ему врать, но эти слезы и полные надежды глаза размягчили его зачерствевшее сердце.

– Будет.

Мальчик радостно вцепился в руки Соно.

– Правда?

– Правда.

– Кэто! – Его бабушка появилась из-за спины Соно. – Кэто, почему ты убегаешь?

Она заметила ниджая и глубоко ему поклонилась.

– Простите, не уследила.

Соно лишь молча поклонился в ответ, и старушка, взяв внука за руку, направилась к озеру. Кэто не слушал ругающуюся на него бабушку и не кусал купленный пряник. Он смотрел на Соно.

– Твоя мама всегда будет у тебя вот тут. – Ниджай указал на сердце. – Она будет рядом, Кэто.

Ребенок остановился, выпустив бабушкину руку. Женщина не успела схватить проныру, как он уже умчался обратно к Соно.

– Вот, дяденька, держите. – Кэто протянул ему бобовый пряник. – Накормите им вашу маму.

Радостный мальчик вернулся к бабушке, которая сразу его похвалила. Она одобрительно улыбнулась Соно, а Кэто, махая, убежал вперед ловить руками падающие снежинки. Ниджай так и остался посреди улицы с ароматным теплым пряником в ладони.

– Мама! Мама! – кричал Соно, лежа на земле.

Его, в панике убегающего из горящего дома, вдруг придавило тяжелое тело. Женщины громко кричали, дети плакали, а безоружные мужчины, защищая их, бросались на катаны. Люди в черных одеждах и масках, скрывающих лицо, резали всех без разбора.

– Деньги нам! Души святым! – кричали они, забегая в дома.

Вокруг пахло едкой гарью и удушающим дымом, который резал глаза и жег легкие. Огонь ярко полыхал и обжигал тех, кто подходил близко. Никто не пытался тушить дома или помочь другим. Кто-то в страхе с криками сражался за собственную жизнь, другие же убегали и прятались за телегами и ангарами. Но каждого настигали люди в черном.

Труп, лежащий на Соно, был тяжелым. Таким тяжелым, что под ним становилось трудно дышать. От него пахло жженой кровью. Одновременно горячей, словно пламя, и холодной, точно металл, из которых делают ножи. Почерневшие от огня руки лежали прямо перед лицом Соно. Он видел, как обугливается кожа и бурлит кровь. И слышал кряхтение ребенка, умиравшего неподалеку. Соно не мог скинуть с себя тело и, пытаясь выползти, впивался пальцами в землю.

– Мама! – не сдаваясь, кричал он. – Папа!

Но ему никто не отвечал.

– Тут сын Такеро-асэя! – крикнул кто-то.

В ушах гудело, и Соно сложно было понять, кто его зовет. Даже собственный голос казался ему тихим. Как бы он ни рвал горло, все без толку: родители не отвечали ему.

– Скорее! Все сюда! – раздался голос рыдающей женщины.

Она, вся в черной копоти, помогла ему встать. Руками стащила труп и подняла Соно, отряхнув от грязи.

– Бегите, Соно Ито! И не оглядывайтесь!

И Соно побежал. Но не в лес, а в огонь, который разрастался вокруг храма. Там должен быть отец! И мама! Они ждут его.

– Иди сюда, проклятая шлюха!

Мимо Соно пробежала окровавленная девушка, а за ней – мужчина с катаной. Поймав за волосы, он повалил ее на землю.

– Развлеки меня напоследок. Я передам твоему олхи, что ты была хорошей девочкой! – смеялся он, разрывая на ней одежду.

Страх опутал Соно еще сильнее, и сердце застучало так быстро, что закружилась голова. Он ворвался в храм с горящей крышей, но внутри было пусто. Лишь каменный памятник святому Ару окрасился в цвет огня, ползущего по деревянным скамейкам.

– Папа! Мама! – захлебываясь слезами, кричал Соно.

Потолок начинал осыпаться.