на глубине 25 и 100 метров 3 раза в день, 3 раза в день наблюдения за ветром, и убил 71 медведя. За весь год он не пропустил ни одного дня. Я спросил его, как он уберегся от цинги и вообще с ума не сошел. Он, оказывается, каждый день проходил 10 км пешком, бегал 10 раз вокруг дома и развлекался тем, что из снега лепил чучела знакомых. Кроме того, повесил посреди комнаты мешок с соломой и занимался с ним боксом… Теперь он собирается идти в военно-морскую школу. Цель – полярные страны и установление «постоянного места жительства» на Северном полюсе, чтобы дать возможность исследователям такового возможно удобнее заниматься измерениями, исследованиями и т. д. С целью закаливания организма он ходит босиком, спит на террасе голым и утром 10 минут сидит в холодной водой наполненном корыте. Я сам это видел. Несмотря на все эти фокусы, он до сих пор жив и даже в хорошем настроении.

Когда после встречи с такими людьми я сижу дома и перечитываю то, что записал, все 6 лет, прожитые мною за границей, кажутся мне потерянными.

И еще одна встреча произвела на Максима неизгладимое впечатление – с полярными летчиками Борисом Чухновским, Михаилом Бабушкиным, профессором-полярником Рувимом Самойловичем, с командами обоих самолетов. Совсем еще молодые люди, кроме профессора Самойловича, они интересно и подробно рассказывали о спасении экспедиции Умберто Нобиле, которая на дирижабле «Италия» отправилась покорять Северный полюс.

События развивались следующим образом. 23 мая дирижабль «Италия» вылетел из Ню-Олесунна на Шпицбергене. Благополучно пролетев над Северным полюсом, на обратном пути дирижабль потерпел катастрофу. Радиосигналы прекратились 25 мая. В ожидании прошли еще три долгих дня – никаких сведений. Весь мир с тревогой следил за судьбой экспедиции: десятки тысяч радиолюбителей, сотни больших радиостанций сутками напряженно прослушивали эфир в надежде поймать радиосигнал с «Италии». 3 июня в 19 часов 30 минут радиолюбитель Шмидт в одном из самых глухих уголков СССР в селе Вознесение-Вохма Северодвинской губернии принял сигнал на иностранном языке: «Itali Nobile Franz Josef sos sos sos terra tengo Eh H». Принял на самодельный одноламповый приемник. Информацию немедленно передали в Москву, и 5 июня на расширенном совещании при Осоавиахиме было принято решение об организации Комитета помощи дирижаблю «Италия». 5 июня Максим написал Надежде: «На поиски (экспедиции) выходит первый ледокол (2 готовится к 15 числу) и 3 аэроплана. Сегодня ночью радиолюбитель, какой-то красноармеец поймал после десяти дней молчания первое радио с сигналом о бедствии и местоположении “Италии”. Все наши газеты полны этим и сведениями об “Италии” вообще. Беспокоятся больше чем за границей и, в частности, в Италии». А уже 9 июня: «В воскресенье из Ленинграда вылетает лучший северный летчик Чухновский на большом многомоторном аппарате. В Осоавиахиме каждый день заседает специальная комиссия».

Попытки спасти экспедицию Нобиле предпринимались разными странами, но в условиях Арктики уверенности в успехе не было. Корабли могли проникнуть только в полосу битого льда, а это сотни километров до района катастрофы. Самолеты? Но нужно было учитывать маршрут туда и обратно, а в то время дальность полетов не превышала 500–600 километров. Одна из попыток закончилась трагедией – погиб норвежский полярный исследователь Руаль Амундсен. Его гидроплан, вылетевший из Тромсё, бесследно исчез. Решено было отправить комбинированную летно-морскую экспедицию. 23 июня Максим сообщил жене: «Насчет Нобиле – наши оказались правы. Аэропланами спасти его нельзя, можно доставить продовольствие. А тем временем “Красин”, который пробивает лед до 4 метров толщиной, подойдет. Сей ледокол замечателен тем, что не режет лед, а с разгону въезжает на него, ломает, проваливается и т. д.».

СССР выделил для спасательной операции два ледокола – из Ленинграда вышел «Красин» с начальником экспедиции директором Института по изучению Севера Рувимом Самойловичем, а из Архангельска – «Малыгин» с трехмоторными самолетами на борту, пилотировать которые должны были полярные летчики Чухновский и Бабушкин. Спасательная операция подробно описана в книге профессора Самойловича «SOS в Арктике. Экспедиция “Красина”». Очень интересно об этом событии рассказывается в советско-британско-итальянском фильме, последней работе режиссера Михаила Калатозова «Красная палатка».

После рассказов полярных летчиков о работе в Арктике Максим буквально «заболел» Севером. Он понял, что человек, раз побывавший там, забыть его никогда не сможет. Там все особенное – и суровая природа, и мужественные скромные люди огромной выдержки. «Я должен увидеть, почувствовать, узнать Север, что за чудо-край», – говорил Максим.

Поверив и убедив себя в том, что его место рядом с отцом, подчинив ему свою жизнь, Максим на эти шесть заграничных лет самого себя из жизни вычеркнул. Общительный, с живым веселым характером, с хорошими способностями ко всему, за что бы он ни брался, Максим, постоянно находясь при отце, не мог серьезно и систематически заниматься каким-либо выбранным делом, совершенствоваться и стать профессионалом.

Ему необходимо было участие в интересном общем деле, коллективная работа. Теперь он твердо решил ехать на Север. Он начал приобретать карты и книги о Севере, искал хороший фотоаппарат и запасался фотопленками.

Тем временем в Сорренто жизнь постепенно входила в привычную колею. А.М. по 12 часов в сутки работал над «Климом Самгиным», над очерками «По Союзу Советов», вел интенсивную переписку. Следующим летом, в 1929-м, в Союз выехали уже всей семьей. Москва, короткий отдых за городом в Краскове и в путь – в Ленинград и далее на Соловецкие острова.

Соловки

В 1920 году советская власть окончательно ликвидировала старинный православный монастырь XV века, расположенный на одном из шести Соловецких островов, а на его территории организовала трудовой лагерь. После того как информация об ужасах, творящихся там, просочилась на Запад, многие страны пригрозили отказом закупать древесину у СССР. Поэтому, по одной из версий, поездка Горького была задумана для «успокоения» мировой общественности, по другой – это инициатива самого А.М., до слуха которого дошли мрачные рассказы о соловецких лагерях.

Академик Дмитрий Лихачев, сам прошедший Соловки, рассказывал, что на островах существовали два типа лагерей: для «социально полезных» – это воры, и «социально опасных» – это оппозиционеры. Перед приездом А.М. многие сотни «опасных» отправили подальше на лесозаготовки, оставшимся выдали новую одежду, разрешили читать книги и газеты, вычистили бараки, оборудовали места для отдыха и устроили небольшой послеобеденный перерыв.

Писатель Олег Волков, который четверть века провел в лагерях и ссылке, так вспоминал посещения лагеря А.М.:

Я был на Соловках, когда туда привозили Горького. Глядел он только туда, куда ему указывали, беседовал с чекистами, обряженными в новехонькие арестантские одежки, заходил в камеры вохровцев, откуда только-только успели вынести стойки с винтовками и удалить красноармейцев… И восславил!

В версте от того места, где Горький с упоением разыгрывал роль знатного туриста и пускал слезу, умиляясь людям, посвятившим себя гуманной миссии перевоспитания трудом заблудших жертв пережитков капитализма, – в