что они смотрели на него как на папика. Но какой он папик, к чертовой матери, а? Ему же сорок всего…

– Ну Ма-а-ась… Ну чего ты… Пойдем… – ныла по-прежнему Рита, сидя на диване и внимательно разглядывая свое лицо в круглое зеркало. – Ну пойдем в караоке, Ма-а-ась…

– Рит, я не могу, я устал. Сегодня день был трудный. Иди одна, ладно? И вот еще что… Прошу тебя, не называй меня больше Масей. У меня имя есть, между прочим.

– Да-а-а? – удивленно спросила Рита. – А я думала, тебе нравится… Я ж не обижаюсь, когда ты меня малышом называешь?

– Так и я не обижаюсь… Я просто тебя прошу – не называй меня так больше.

– Но почему, Мась?

– Потому! Звучит по-дурацки, вот почему! И что за манера переспрашивать, скажи? Неужели трудно просто взять и не называть меня так?

– Ну Мась, ну чего ты на меня сердишься?

Ярость вспыхнула в нем с новой силой. Он обернулся к ней, спросил тихо, почти злобно:

– Мне что, еще раз повторить свою просьбу?

– Ну вот, ты опять сердишься, я ж говорю. И я не понимаю, почему…

– Я не сержусь. Я устал очень. День был тяжелый. У нас есть что-нибудь съестное в доме? Ужасно есть хочется.

– Нет… Я ж не думала, что ты не захочешь в караоке пойти! Я думала, мы там поужинаем…

– Что, совсем никакой еды нет, да?

– Ну пожарь себе яичницу, если хочешь.

– Да, хочу. Очень хочу. А я еще я хочу борща и домашних котлет. И овощной салат. И пирог с мясом. И чая свежезаваренного хочу!

– Мась, ты чего… – удивленно уставилась на него Рита. – Ты хочешь, чтобы я тебе борщ варила, будто клуша какая-нибудь, да? У меня ж маникюр, Мась…

Выглядела она сейчас странновато. Потому что один глаз был накрашен, а второй нет. И с этим выпученным накрашенным глазом она выглядела как циклоп, и это его почему-то страшно рассмешило. Только смех получился довольно нервный и наверняка для Риты обидный. И потому он поторопился успокоить ее:

– Да нет, малыш, нет… Что ты, малыш. Я понимаю, ты для кухонных работ не создана. Ты из тех женщин, которые не умеют готовить. Знаешь, есть такой анекдот… Мол, существует три типа женщин – которые умеют и любят готовить, которые умеют, но не любят готовить, и самые страшные те, которые не умеют, но любят готовить.

– А я не поняла – ты меня к какому типу относишь?

– А тебя вообще в этой градации нет. Ты особенная. Ты и не умеешь, и не любишь. Ведь так?

– Ну да… Но я ведь сразу тебя предупреждала об этом… Что не умею и не люблю.

– Я помню, Рит. Помню. Ладно, я пиццу себе закажу.

– Значит, все же не хочешь со мной в караоке, да?

– Ну я же сказал… Ты ведь тоже не хочешь делать то, о чем я прошу, правда?

– Это ты о своем сыне сейчас, да? Обижаешься, что я не хочу с ним общаться?

– Да, Рит, обижаюсь. Он же мой сын.

– Ну сам с ним и общайся, кто тебе мешает? А я не хочу. Он меня не уважает и будто презирает даже. Это же понятно, что его мать… Твоя бывшая… Это она его так настраивает!

– Рит… Но ты же видела Павлика один раз всего… Почему сразу такие поспешные выводы делаешь?

– А ты сам? Ты сколько раз его видел, а? Сам ведь тоже не очень торопишься, насколько я понимаю. Я ж не против, Мась, совсем не против! Проводи с ним выходной день, ради бога! Только сюда его не приводи… Я ж не обязана терпеть оскорбления в свой адрес!

Олег только развел руками, изображая на лице непонимание. Хотя чего уж там – надо признать, что Рита права. Сам-то он не торопится на свидания с сыном. Нет, оно было бы хорошо, конечно, забрать Павлика на выходной, погулять с ним, на аттракционы сводить, в кафе посидеть… Так, как все «воскресные» отцы делают, в общем. Но ведь для этого деньги нужны, как ни банально это звучит, простите! А у него этих денег почему-то никогда нет… Не хватает, черт возьми, не хватает! Все уходит куда-то, будто в прорву… На оплату съемной квартиры, на Ритины причиндалы, на караоке…

А она ведь могла бы его понять, между прочим. Пойти навстречу. Ну хотя бы не бегать с подружками в караоке каждую субботу, будь оно трижды проклято!

Пока жарил себе яичницу на кухне, Рита успела собраться. Появилась в проеме двери, встала в призывную позу, слегка отклячив круглый зад:

– Как я выгляжу, Мась? Классно, правда?

Он глянул… И опять прежняя мысль молнией пронеслась в голове – зачем она губы так оттопыривает? На утку похожа… Ладно, что задницу оттопырила, но губы-то зачем?

И опять испугался этой мысли, поторопился кивнуть одобрительно:

– Просто сногсшибательно выглядишь, малыш… Умереть и не встать. Все пацаны в караоке у твоих ног будут.

– А ты меня ревнуешь, да?

– Конечно, ревную. Как же без ревности-то. Никак просто.

– А ты меня любишь, Мась?

– Конечно, люблю. Только прошу еще раз, пожалуйста… Не называй меня Масей, ладно?

– Хорошо, Мась, не буду… А как мне тебя называть?

– У меня вполне нормальное имя. Олегом меня зовут.

– Ладно, ладно… Не сердись, я поняла. Так я пошла, Мась? Ой… То есть Олег…

– Иди, Риточка. Иди.

– Заметь, я даже не попросила, чтобы ты меня отвез… Такси заказала. Ты заценил мою заботу, Мась? Ой… То есть Олег…

– Заценил. Спасибо тебе, дорогая. Низкий поклон.

– И обратно я на такси приеду. Ладно, не скучай тут без меня. Пока.

– Пока-пока…

Рита ушла, и он в одиночестве принялся есть яичницу. Которую терпеть не мог, в общем. Но в магазин за продуктами идти не хотелось. Вообще ничего не хотелось, настроение становилось все более паршивым. Еще и Рита усугубила его своим вопросом насчет Павлика – а сам-то ты, мол? Сам-то не торопишься с ним встречаться!

Да. Получилось, ткнула в больное место. Но ведь он так не хотел, вовсе не хотел! Думал, они часто будут видеться, очень часто… И как же быстро эти дни пролетают, эти недели, эти месяцы! Все думаешь потом, потом… В следующие выходные обязательно… И все не получается никак почему-то. Все какие-то дела находятся, оправдания для себя придумываются. Даже не позвонил ему ни разу после того, как он был у них с Ритой в гостях. С тех пор как произошел этот неприятный инцидент