На первых двух лекциях я благополучно дремлю — бессонная ночь дает о себе знать — и лишь на третьей по прорицанию прихожу в себя, и то только из-за того, что после нее у нас сразу же семинар с магистром Шарлье.

Прорицание не тот предмет, который мне легко дается. Я едва-едва набираю приличное количество баллов для допуска на экзамен. На самом деле я очень стараюсь, но все мои старания идут насмарку, как бы печально это не звучало. Каждый раз, когда мне нужно сосредоточиться и увидеть что-нибудь из будущего или прошлого, голова начинает настолько сильно болеть, что кажется, будто раскалывается пополам. Посему теорию я всегда сдаю на отлично, а практику на слабенькую троечку.

— Не твой это предмет, просто не твой, — утешает меня магистр Шарлье и идет восхищаться умениями Белинды, которая в очередной раз предрекла на выходные дождь. В этой девушке, воистину, умер великий метеоролог, поскольку остальные ее прогнозы — те, что не относятся к погоде — и приблизительно не так точны.

Я с опаской смотрю на сегодняшний инвентарь для предсказаний — хрустальный шар — и мысленно готовлю себя к неудаче. Лишь бы голова не сильно болела. Пока что ни руны, ни карты, ни вхождение в транс из шаманских практик, не принесло должного результата. На самом деле дар ясновидящего есть далеко не у всех, он настолько редок, что можно по пальцам пересчитать людей, владеющих им. А все эти атрибуты, это часть программы, направленной на ознакомление с различными способами, используемыми в разные эпохи и на разных континентах, и носит лишь общеобразовательный характер и как возможность пробудить в ком-то из студентов спящие способности.

— Положите руки на шар и сосредоточьтесь на вопросе, который вас интересует, — словно издалека звучит голос преподавателя.

Я послушно выполняю инструкцию, но мой взгляд то и дело возвращается к окну. За стеклом ветер гоняет по земле бурые влажные листья. Вчерашний снег истаял без следа и теперь снова на улице слякоть и мерзкая морось.

Зябко ежусь, окидывая взглядом аудиторию. Все сосредоточенно буравят взглядом артефакты, пытаясь хоть что-нибудь узреть в их прозрачной глубине. Почему-то на парах отсутствует Талбот. Странно, он никогда не пропускает… Может, приболел?

Магистр Шарлье, контролирующий процесс вхождения в транс, натыкается взглядом на мое откровенное бездельничанье и осуждающе хмурится. Мне быстренько приходится сделать хотя бы вид, что я усиленно стараюсь узреть свое будущее в хрустальном атрибуте.

Вперившись глазами в шар, начинаю просто любоваться, как причудливо играют на нем отблески свечей и светильников, словно маленькие золотистые светлячки сверкают в его глубине. Внезапно один из них прорывает прозрачную оболочку, будто это не стекло, а мыльный пузырь и начинает кружить вокруг моей головы. С удивлением наблюдаю за движением пылающей искорки, которая разгорается, становясь все больше и больше, пока не вспыхивает с легким хлопком как раз напротив моего лица. А я словно воочию вижу перед собой не аудиторию, а наш университетский двор, кареты скорой помощи, суетящихся лекарей и нескольких людей на носилках, которых выносят из здания общежития санитары.

Изумленно моргаю и оказываюсь обратно в классе, где тихо бубнят мои одногруппники, пытаясь настроиться на работу и проговаривая короткие медитативные заклинания, снующего между рядами преподавателя и обычный стеклянный шар передо мной.

Интересно, это было видение или же я просто задремала под мерные звуки речитативов? Желание проведать Талбота становится все сильнее и сильнее.

Я еле досиживаю до конца пары, торопливо карябаю на листе первый пришедший в голову бред, выдавая его за свое видение, и, схватив сумку, вылетаю из аудитории. Ноги, словно сами бегут в сторону общаг, на сердце становится все тяжелее и тяжелее. Пулей взлетаю на нужный этаж и только перед комнатой одногруппника останавливаюсь, чтобы перевести дыхание. За дверью слышится тихий шорох, иногда скрип пружин матраса, будто кто-то переворачивается на кровати и едва слышный звон посуды.

Решительно поднимаю руку, стучу об косяк и, не дожидаясь позволения, вхожу.

— Есения? — удивленно поднимает брови Талбот.

Он лежит на постели поверх покрывала, до пояса прикрытый теплым клетчатым пледом, и вид у друга, честно говоря, неважнецкий.

— Привет, — осматриваюсь по сторонам. М-да, комната мальчишек — это комната мальчишек: разбросанная одежда, немытые чашки, громоздящиеся пирамидой на столе, учебники, где только можно… Черт ногу сломит в этом бардаке. — Ты один?

Тал растерянно кивает и, привстав, освобождает от вещей прикроватный стул, чтобы я могла сесть.

— Стю в виварии. У них там подготовка животных к какому-то эксперименту и до вечера его не будет, — поспешно объясняет Тал, отчего-то краснея.

— Тал, — внезапно застеснявшись, мну на коленях юбку, присев на предложенное место. — Ты не подумай, что я того… Совсем с катушек съехала… Но у меня плохое предчувствие насчет тебя. Ты плохо себя чувствуешь?

Одногруппник вскидывает на меня удивленный взгляд.

— Ну, вообще-то да… Совсем немного… — тянет он, кутаясь в плед. — Но я уверен, это скоро пройдет. Я в жизни ничем не болел дольше двух-трех дней.

Мне бы успокоиться и оставить в покое больного, но что-то не пускает меня, держит на месте, заставляя напряженно вглядываться в черты Талбота, отмечать каждый мало-мальский симптом и все, что кажется подозрительным.

— Может тебе чай сделать? — подумав, предлагаю, чтобы еще на чуть-чуть остаться в комнате и получить возможность дольше понаблюдать за ним.

— Ну, давай, — тянет парень, удивленный моим предложением.

Пока шагаю к столу и выбираю более-менее чистую чашку, отмечаю и лихорадочный блеск глаз одногруппника, и скованность движений, и странное, какое-то слишком уж непривычное для него, подергивание плечом.

Вскипятить чайник — пять минут, еще пятнадцать на то, чтобы чай заварился. Ставлю готовый напиток на стул возле кровати, оставаясь стоять на ногах. Так я себя чувствую чуть уверенней.

— Что? — поднимает брови Талбот, видя мой решительный взгляд. Никогда не сомневалась в его проницательности.

— Снимай рубашку, — тихо приказываю, складывая руки на груди.

— Что-о-о-о? — захлебывается воздухом Тал. — Есения, ты, конечно, просто прелесть, но я сейчас, как бы… немного не в форме…

К моим щекам приливает кровь, когда я, наконец, понимаю, как это звучит со стороны.

— Тал, ты что, совсем! — возмущенно восклицаю. — Что у тебя на плече, показывай! И быстро!

Тал тоже заливается краской, понимая причину моих действий, но рубашку стягивает.

Вид красноватой, покрытой небольшими язвами кожи заставляет подкатиться к горлу комок.

— Тал, ты знаешь, что это? — взволновано шепчу.

Парень поспешно надевает рубашку обратно и пожимает плечами.