— Я подозреваю, не одним человеком.

— Не одним? — удивился Антон.

— Думаю, она проводила ритуал снова и снова, всякий раз откупаясь жертвами.

— Но это… убийство.

— Мраку нравится делать нас грязными. Пачкать души. Возможно, это вечная конкуренция Бога и дьявола, попытка Люцифера доказать Создателю, что люди — худший из его проектов. И все же… — Смирнов положил на стол бумагу: распечатанный скриншот. — Я сделал захват экрана, пока мы говорили. Это — Марта, — он ткнул пальцем в миловидную шатенку. — А это, — палец скользнул к размытой фигуре за плечом девушки: у фигуры были длинные заячьи уши? — это тьма, которая не отпустит ее. Нигде и никогда.

— Справедливо, — процедил Антон. Взглянул на часы. — Схожу за нашими девочками.

— А я подготовлюсь. — Смирнов поднес к клетке сломанное кольцо с красным камушком. Лола защебетала.

* * *

Калоши месили болото.

Еще пару дней назад Антон и не догадывался, какая сила таится за тонкими стенами нашего мира. Рисунок помадой на зеркале приглашал из темноты давно казненную маньячку. Колыбельные засоряли мозг надиктованными извне образами. Обыкновенная девочка оказывалась ведьмой, губящей влюбленных в нее мальчиков ради банальной наживы, а скриншот — что может быть современнее! — фиксировал бесов, крадущихся за спиной.

В голове не умещалось…

* * *

Двор юриста встретил тенями и тихим шарканьем. Антон отворил деревянную дверь — хлынул свет, жаркий ароматный воздух обдал кожу. Он вошел в предбанник, собирался окрикнуть дам, но замолчал, услышав голос Кати:

— Теперь понимаю, почему он на тебе женился.

— Правда? — спросила Марина.

— Фигура у тебя клевая.

— Ну, спасибо.

— А что целлюлит и сиси отвисают — не переживай. Пластические хирурги чудеса творят.

«Маленькая сучка», — подумал Антон, перетаптываясь с ноги на ногу.

— Я и не переживаю, — сказала Марина восемнадцатилетней хамке.

Антон постучал о сосновый косяк.

— Собирайтесь, девочки.

Первой из бани выскочила взъерошенная дочь. Обняла отца.

— Как ты, родная?

— Меня мама веником била. — Баня и веник, кажется, немного взбодрили Аню, по крайней мере, румянец вернулся.

— Ты б ее тоже побила.

— А я и побила.

В щели приотворенных дверей клубился пар, Марина и Катя одевались. Обе были в кофтах и трусиках. Катя, заметив зрителя, нарочито прогнула спинку, позируя, но Антон на нее не взглянул. Его внимание поглотила Марина. Нагота стройных ног, белизна пышных бедер ослепили. Как давно он не видел Марину такой — домашней, полуголой. Скромное белье, голубые шортики заводили сильнее любых кружев.

«Действительно клевая», — вздохнул Антон.

Распаренная Марина оглянулась. Бывший муж смущенно потупился.

Потом он вел их через темную улицу, словно офицер — рядовых, словно маленький взвод, спасающийся от бомбежки. В десяти метрах фонарь погас, брызнув искрами. Заскрипели штакетины.

Антон подумал, что эта ночь не кончится никогда.

Марина организовала чай. Грея руки о разномастные чашки, они сгрудились в гостиной. Присутствие задрапированного зеркала давило на психику.

— Это ведь другое зеркало? — спросил Смирнов. — Не то, на котором вы рисовали символы?

— Это было мамино зеркало, — сказала Аня. — У нас дома.

— Старое? Треснувшее?

— Как вы узнали?

— Треснувшее зеркало — самый легкий путь для нее. Такие вещи держать в доме нельзя.

— Знаете, сколько оно стоит? — вклинилась Марина.

Смирнов осек неожиданно жестко:

— Две жизни? Больше?

Марина спрятала взор в чашку.

— А почему — нельзя? — спросила Аня.

— Плохая примета. Причем абсолютно у всех народов мира. Наши предки знали, что зеркало — магический инструмент. Его целостность важна, а трещины — это лаз для неназываемых духов. И в осколки смотреть запрещалось. Зажмуривались, если надо было их вымести.

— Семь лет неудач, — сказала Катя.

— Это потому, — блеснула эрудицией Марина, — что зеркала раньше были очень дорогими. Вот их и берегли как сокровища.

— А давайте, — сказал Смирнов, — вы не будете изображать Александра Друзя? Девочки, у вас помада есть?

— Зачем тебе? — спросил Антон.

Он догадался, что задумал Смирнов, и в животе засосало от недобрых предчувствий.

— Проведем тот же ритуал.

— Это в книге так написано?

— Да. — Смирнов положил возле зеркала кольцо с красным камнем, взял у Кати помаду.

— А Ане обязательно присутствовать?

— К сожалению. Мало того, вас с Мариной я попрошу выйти из комнаты. Останутся только девочки. — Не слушая возражений, Смирнов улыбнулся Ане: — Хочешь, чтобы это скорее закончилось?

— Да, — сказала она. И добавила: — Мам, пап, я в норме.

Страх придавал ей смелости. Парадокс.

— Делайте все, как в прошлый раз, — сказал Смирнов. — Пусть выйдет к вам. И тогда верните ей кольцо.

— Как?

— Кольцо — символ. Вы должны освободиться от Дамы здесь. — Он коснулся лба. — Перестать бояться. Мысленно освободиться от ее влияния и от кольца.

— Так просто, — буркнула саркастично Катя.

— И главное, — сказал Смирнов, — никто, кроме девочек, не должен вступать с Дамой в контакт. Ни при каких условиях.

В какой-то момент Анино сознание будто телепортировалось с папиной дачи в захламленную антиквариатом гостиную. Зеркало — овальное, дешевое, подвесное — трансформировалось в продолговатый прямоугольник. Обросло деревянной рамой с вырезанными колоннами, состарилось. За мушками и паутиной трещин к отражению Ани и Кати присоединился Чижик, документирующий камерой происходящее. Живой, не разбившийся всмятку об асфальт. А в громоздком шкафу прячется тоже живой Матвей, золотоволосый, красивый и широкоплечий.

Аня прогнала наваждение. Чижик лежал в морге. Матвей стал пеплом. В зеркале лишь двое людей. И рука выводит помадой рисунок. Дверь, примитивная лесенка. Последним штрихом Аня изобразила дверную ручку и выронила помаду. Язычок свечи трепетал над столбиком воска, создавая удушливую атмосферу, сужая комнату до размеров каморки.

В коридоре толпились тени, но тени были дружественными. Папа, мама, бородатый дядя Юра наблюдали за процессом с расстояния, готовые прийти на помощь в любой момент. Катя стояла позади, точно как в тот роковой вечер. Зеркало прислонилось к стене под небольшим углом, напротив него стояла накрытая полотенцем птичья клетка.