Мысленно Ранди похвалил себя за предусмотрительность — броня и оружие вместе с одеждой принцессы покоились в мешке на спине заводной лошади. «Вооруженного бойца они бы так просто не пропустили. — Венд исподволь бросил взгляд на имперских всадников. — Сильно встревоженными не выглядят, видать, тоже до конца не понимают, что происходит».

До городских стен столицы Фесалии добрались уже ближе к вечеру. Две мощные башни, словно два исполинских стража охраняли высокие почти в два человеческих роста, кованые ворота. Эта грозная роскошь, единственное, что уцелело после умиротворения провинции Константином.

Текущая людская река вливалась в открытый зев распахнутых ворот, и стража никого не задерживала, впуская под защиту городских стен всех желающих. Солнце уже клонилось к верхушкам холмов, и поток беженцев еще больше ускорился, желая зайти в город до темноты.

Когда лошадиные копыта зацокали по каменной мостовой, а никто так и не поинтересовался кто же они такие, Ранди решил, что пришло время самому «выйти на свет». Неторопливо подъехав к скучающим стражникам, он попытался проявить максимальную вежливость.

— Эй, бойцы, где у вас тут магистрат находится?

Жуткий акцент и довольно наглое обращение заставили стражу встрепенуться.

— Ты кто такой? Чего хочешь? — Три наконечника копья взлетели в направлении незнакомца.

Ранди был готов к любому повороту, но отреагировал спокойно.

— Я здесь по специальному заданию Великого логофета Варсания Сцинариона. Мне нужен тот, кто у вас тут за главного. — Для убедительности он вытащил из-за пазухи тубус с письмом и потряс им перед направленными на него копьями. — Срочное послание самого Великого логофета!

Копья продолжили целиться в грудь странному посланцу, но в голосе старшего появилась заинтересованность.

— Тогда тебе не к магистрату, сейчас вся власть у прокуратора Трибунала, Ристилия Корбулона.

С Трибуналом Ранди связываться никак не хотелось, и он проявил сомнения.

— Чего так? Куда магистрат подевался?

— А!.. — Десятник махнул рукой. — Кто его знает! Говорят, арестован, а за что, почему, нам не докладывают. — Он еще подумал и, дав знак опустить копья, подозвал одного из своих. — Ты вот что, проводи-ка посланника до Трибунала, а то заплутает еще. — В последнюю фразу он явно вложил двойной смысл и подозрительно покосился на возвышающегося над ним подозрительного всадника.

Двигаясь вслед за спиной провожатого, Ранди всячески уговаривал себя в том, что ему вообще нет никакой разницы кому сдавать принцессу. «Трибунал, магистрат, мне-то что за дело. И там и там с нее пылинки будут сдувать. Она высокородная заложница, тем более под опекой Великого логофета».

Поглядывая на едущую рядом Ильсану, он испытывал странные чувства. С одной стороны, эта девушка бесила его до крайности, а с другой, ему хотелось смотреть на нее, слушать ее голос, ощущать на кончиках пальцев нежность ее кожи. И это было не то плотское желание, что всегда овладевало им, глядя на красивую женщину, а что-то другое, совсем непохожее, никогда ранее им не испытанное. Если бы Ранди знал такое слово как нежность, то с удивлением обнаружил бы, что оно в точности описывает то щемящее чувство, овладевшее его душой. Для грозного, не знающего сомнений воина такой внутренний раздрай был настолько невыносим, что от него не терпелось поскорее избавиться, и он очень надеялся, что вся эта душевная тяжесть пропадет, как только принцесса исчезнет из его жизни.

* * *

Прокуратор Трибунала Ристилий Корбулон прочитал только что написанный им текст и сморщился как от зубной боли.

— Не то! Все не то! — Он яростно скомкал лист дорогой бумаги и бросил на пол. — Дерьмо! — Ристилий вскочил и заходил по комнате, бормоча про себя. — Дерьмо! Дерьмо!

Это взрыв злости был продиктован крайне непростой ситуацией. Все дело в том, что три месяца назад он был послан Священной комиссией в Восточную Фесалию для проведения следствия и раскрытия готовящегося заговора. Имелись все основания полагать наличие связи городской верхушки с главным врагом церкви — братством Астарты. Для изобличения скверны прокуратора наделили неограниченными полномочиями, и вот, спустя месяцы бессонных дней и ночей, наконец-то, появился результат. Казалось бы, надо радоваться успеху, но радости Корбулон почему-то не испытывал.

Он остановился посреди кабинета и попытался упорядочить мысли.

— Хорошо, магистрат Нелий в камере, и даже без пыток уже сейчас поет соловьем. Все нити ведут к торговому дому Парастидисов, можно уже сейчас сажать всех, а потом разбираться потихоньку. Но к чему это приведет? — Тонкие пальцы служителя Трибунала стиснули подбородок. — Возьмешь одного банкира, и все остальные тут же побегут из города как крысы. А кто будет платить?

Сомнения прокуратора были понятны, расследования расследованием, а систему никто не отменял. Верховный представитель Трибунала в провинции обязан каждый месяц отправлять в Священную комиссию положенную долю. Сумма была озвучена при назначении, и уменьши ее хоть на медный обол, тут же последует высочайшее недовольство — не справляешься, найдем того, кто справится. А желающих занять хлебное место было хоть отбавляй.

Сартара — город банкиров и купцов, а с такими людьми, как известно, проще договориться. Поэтому Ристилий Корбулон сразу по приезду в провинцию собрал представителей всех домов и назвал сумму, конечно же, не забыв и про свои интересы. Финансовые воротилы посовещались и признали требования приемлемыми, но в ответ попросили гарантий, что их ни в какие разборки вмешивать не будут. Естественно, Ристилий пообещал — обещания стоят дешево, и он бы, не задумываясь, их нарушил, но это будет означать разрыв договора. Другим банкирам, безусловно, плевать на Парастидиса, но все они думают примерно одинаково — если взяли одного, то где гарантии, что не придет очередь остальных. Реакция торговых домов предсказуема, они постараются как можно быстрее уехать из ставшего ненадежным родного города. От цепких лап Трибунала им в империи, конечно, не спрятаться, но в другом месте они будут платить уже другому прокуратору, а что делать ему, Ристилию Корбулону? Где он будет брать деньги для ежемесячного «взноса»?

Прокуратор устало опустился на стул и обхватил голову. — «Совершенно невозможно работать в таких условиях. — Он обреченно уставился на чистый лист бумаги. — А этот магистрат, как с ним быть? Он же патрикий, „голубая“ кровь бог знает в каком поколении. Вся знать в столице зайдется от крика, как узнает. К тому же, назначенец имперской канцелярии, а значит, человек самого Варсания Сцинариона. Великий логофет такого не прощает. Конечно, со Священной комиссией