заполнился мельканием факелов и заполошными криками.

Они неслись по улице неизвестно куда, и это сильно беспокоило венда. «Что дальше? — Лихорадочно скакали вопросы. — Городские ворота закрыты, да и прорваться там будет посложнее. В городе рано или поздно найдут! Надо где-нибудь схорониться, пока переполох не уляжется, но где?»

Мимо пролетела стена высокого забора, и мгновенно созревшее решение заставило Ранди осадить кобылу. Оценив взглядом высоту стены и раскидистые кроны деревьев за ним, венд поднял глаза на подъехавшую девушку.

— Большой сад, богатый дом… — Он смотрел на нее, а говорил словно с самим собой.

— Ты о чем? — Ильсана ничего не поняла из его бормотаний, но Ранди ничего не объясняя, вдруг протянул руки и одним движением поднял ее с седла и посадил на вершину забора.

— Думаю, там нам будут рады. — Он довольно ухмыльнулся, глядя на изумленное лицо принцессы, а та от возмущения не знала, что сказать.

— Ты что делаешь? Свихнулся совсем⁉

Не отвечая, Ранди схватился одной рукой за забор, а второй шлепнул кобылу по крупу.

— Пошла!

Лошади бодро зацокали копытами дальше по улице, а венд, перекинув тело через забор, спрыгнул на другую сторону. Приземлившись, он протянул руки наверх, глядя прямо в возмущенные глаза Ильсаны.

— Прыгай! Не боись, я поймаю.

Глава 18

Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Горный перевал на пути в долину Ура

Из долины Ура на запад вел широкий караванный тракт. Петляя, он поднимался на вершину и, перевалившись через хребет, разветвлялся на несколько нахоженных дорог. Прямо на закат, в Царский город, на юго-запад в Восточную Фесалию и даже на север к маленьким портам Внутреннего моря. Перевал на вершине хребта местные называли Тапа-Шир, что означало Центр мира, и, действительно, миновать его было практически невозможно. Даже те тайные тропы, что использовали здешние горцы, все равно вели туда же, с той лишь разницей, что не выходили на главный торговый путь.

Южный же склон гор выходил к Великой пустыне, и оттуда вообще не было никаких дорог. Этим путем никогда не пользовались купцы, и лишь изредка иберийские контрабандисты, да и то, ведомые опытными местными проводниками. За долгие тысячелетия ветра пустыни изрезали весь горный массив бесчисленным количеством глубоких каньонов, делая дорогу через горы невероятно тяжелой и весьма рискованной. Огромное значение имел выбор правильной тропы на развязках, ибо ошибка легко могла привести к обрыву или завалу, а тогда надо было возвращаться и начинать подъем по новой. А учитывая, что большая часть пути проходила по узкому карнизу между заросшим лесным склоном и отвесной пропастью, то удовольствия подобное развлечение никому не доставляло.

Дорога через пустыню и южный склон была значительно короче и избавляла от уплаты имперских пошлин, но тем не менее охотников воспользоваться ей было немного. Экономия с лихвой восполнялась трудностями и риском, к тому же этот нелегкий путь все равно вел на тот же перевал Тапа-Шир, поэтому простой подсчет плюсов и минусов всегда приводил добропорядочных купцов из Ибера к выбору спокойной дороги через Восточную Фесалию.

Для Лавы южный склон был уже хорошо знаком, он прошел по нему уже трижды, два раза со своей прежней сотней, и в третий, с новым отрядом. Нынешний подъем дался тяжелее, люди и животные слишком вымотались, к тому же, кроме физических ран на дух бойцов давили большие потери. Из той полусотни, что еще совсем недавно ушла с ним в пустыню, теперь поднималось едва ли больше двух десятков. Да и из тех, не меньше половины были серьезно ранены и еле держались в седле.

Обернувшись, Лава осмотрел свое потрепанный отряд. — «Да уж, — пробормотал он про себя, — зрелище не для слабонервных. Будет большой удачей, если все дотянут до конца».

Впереди тропа круто заворачивала за каменную скалу, оттуда начинался последний крутой подъем, а дальше уже спуск до самой долины.

Посмотрев на громадину закрывающую обзор, Лава почему-то вспомнил как в прошлый раз, они натолкнулись на караван цезаря Северии и подумал: «В этот раз лучше бы без сюрпризов».

Опасаться вроде бы было некого, но тем не менее, сотник остановил отряд. Объяснять свои дурные предчувствия, он не собирался даже самому себе, тем более кому-то другому. Поворот впереди был «слепой», а в таких случаях, как учил жизненный опыт, не стоит полагаться на судьбу. Капризы ее непредсказуемы, а юмор непонятен.

Спрыгнув с лошади, он поднял взгляд на едущего следом Сороку.

— Ждать здесь, я скоро вернусь.

Сказав, он отдал ему поводья и полез напрямик через лес к другой стороне скалы. Сразу же заныли еще не затянувшиеся раны, и венд заворчал на самого себя: «Ну чего ты дуешь на воду, кого здесь можно встретить⁈ Чем раны бередить, лучше бы Сороку вперед послал разведать».

Бурчал он больше для порядка, поскольку прекрасно понимал, посылать сторожу́ по тропе бессмысленно, если уж она напорется на неизвестного врага, то и всем остальным деваться будет некуда. Тропа то одна, если засветиться, то спрятаться уже будет невозможно.

Сосновый лес по склону горы был довольно плотный, заваленный понизу упавшим сухостоем. С первых же шагов, стало понятно — с лошадьми сквозь него точно не продраться. Даже пешему идти было тяжело, сгнившие стволы опасно трещали под ногами, а цепкие ветки кустарника так и норовили полоснуть по глазам.

Подъем через лес занял больше времени, чем он ожидал, и сотник взобрался на скалу уже изрядно вспотевшим. Утерев пот, он взглянул на тянущуюся вверх каменную полоску между лесом и пропастью — никого. И тем не менее, что-то мешало ему спокойно развернуться назад. Подождав еще пару мгновений, Лава прислушался, а затем настороженно втянул носом воздух. Сначала появился запах. Странный запах какого-то южного масленичного дерева, а потом его волчий слух уловил еле слышный цокот копыт.

— Кто бы это ни был, — прикинул венд, — рисковать нам не с руки. Не тот случай!

В два прыжка слетев со своего наблюдательного пункта, он поспешил вниз по уже проторенной тропе. Вниз пошло легче, и Лава преодолел тот же путь вдвое быстрее.

Одоар со своими фаргами уже спешились, соседство с пропастью держало их в напряжении, а такого безграничного доверия к лошадям, как степняки, они не испытывали. Джэбэ и Турслан со своими, наоборот, расслабленно сутулились в седле, бравируя друг перед другом своим бесстрашием. Те и другие уже заждались и с напряженным вниманием уставились