Брюс тепло ей улыбнулся, встал и поцеловал в щеку.

– Вообще-то, сегодня у меня намечалось дежурство, – громким шепотом сообщил он. – Но я, узнав, что вы придете, пустил в ход все свои способности и стал уговаривать коллег поменяться со мной. И – о чудо! Буквально в последнюю минуту нашелся тот, кто согласился. Вот так я оказался здесь.

Флоранс почувствовала, что краснеет.

– Садись на диван рядом с Брюсом, – предложила Глэдис.

Флоранс оглянулась на Джека, который все еще стоял, глядя в пол:

– Джек, что ж ты не отдаешь Глэдис свой подарок?

Когда он поднял глаза, Флоранс увидела в них что-то новое. Не упрек. Она не могла понять, что же выражает его взгляд. Это было похоже на душевную боль. Все длилось какое-то мгновение, хотя Флоранс оно показалось вечностью. Кажется, остальные ничего не заметили. Джек передал коробку Глэдис, которая тут же ее открыла и показала гостям содержимое.

– Хвала небесам! – обрадовался Ронни. – А то у нас только домашняя выпивка.

Флоранс увидела, как Джек сражается со своим внутренним состоянием, и нее сжалось сердце. Навалилась тяжесть. Значит, Джек все-таки испытывал к ней чувства, хотя и тщательно скрывал. Он совладал с собой и теперь улыбался.

– Тот случай, когда полученное в подарок не грех передарить хорошим людям.

– Там никак и сладенькое есть? – Глэдис запустила руку в коробку. – А это что за черт? Драм… как его называют?

– «Драмбуи», – подсказал Джек. – Делают из шотландского виски с добавлением меда, трав и специй. Ко мне попал из винного погреба отца моего приятеля.

– Живут же богачи, – проворчал Ронни. – Давайте пробовать.

– Этот ликер обычно пьют после еды, – сказал Джек.

– Плевать нам на их «обычно». Давай его сюда.

Ронни ушел на кухню, вернулся с подносом, уставленным стаканчиками. Он разлил ликер. Все выпили. Он налил по второй порции, которую тоже выпили.

Флоранс пошла с Глэдис на кухню, чтобы помочь с ланчем. И пока они готовили, Глэдис шепотом спросила:

– Тебе нравится Брюс?

– Да, он очень милый.

– Запал он на тебя, девочка. Явно не худший вариант. Но только не задень его чувств. Он хороший парень.

– Глэдис, ну что вы за женщина! – засмеялась Флоранс.

Когда подали угощение, все сосредоточились на еде. Разговоры смолкли. Все было вкусным. Ронни тайком бросал кусочки прожорливой колли. Затем Глэдис принесла из кухни рождественский пудинг с зажженными свечками, умножив охи и ахи гостей.

– Под пудинг полагается бренди, но у нас лишь домашняя настойка, – сказала Глэдис. – Пробирает не хуже.

Флоранс посмотрела на собравшихся. Счастливые лица, румяные щеки, сверкающие глаза, особенно у Брюса. Казалось, о войне все забыли.

– Кто хочет еще? – немного заплетающимся языком спросила Глэдис.

Флоранс покачала головой и мысленно послала рождественские благословения Клодетте, Элен, Элизе, малышке Виктории и всем друзьям, оставшимся во Франции.

Потом включили радио и прослушали рождественское обращение короля Георга к подданным Британской империи.

Когда настало время уходить, Флоранс увидела большую ветку омелы, таинственно появившуюся над дверью. Честное слово, днем этой ветки не было. Она заметила, как Глэдис подмигнула Ронни. Брюс встал из-за стола и обнял Флоранс.

– Надеюсь, мы скоро увидимся, – сказал он.

Брюс поцеловал ее в щеку. Флоранс покраснела. Оставалось надеяться, что гости отнесут это за счет выпитой настойки.

Они с Джеком надели пальто, шарфы и шапки и подошли к двери.

– Сосед, поцелуй ее! – крикнул Ронни.

Джек смущенно стоял под омелой, сунув руки в карманы. Услышав слова Ронни, он наклонился и чмокнул Флоранс в щеку.

– Эй! Это разве поцелуй? – не унимался Ронни. – Повтори, сынок. И жару поддай.

Игнорируя его слова, Джек толкнул дверь и вышел. Флоранс недоумевала: она действительно увидела тоску, мелькнувшую в его глазах, или ей лишь захотелось это увидеть?

Домой они шли молча. На небе, очистившемся от туч, сияла полная луна.

Глава 24

Начало апреля 1945 года

Флоранс постоянно откладывала поездку к матери, но теперь, когда погода значительно улучшилась, она взяла несколько дней отгула. Как и в прошлый раз, она поехала на поезде и, глядя в окно, наслаждалась яркими красками расцветающей природы. Война еще продолжалась, но веселые полевые цветы уверенно провозглашали скорое окончание сражений. Флоранс помнила побелевшее, перекошенное гневом лицо Клодетты. Но мать, встретив ее на пороге, тут же взяла дочь за руки. Флоранс опасалась увидеть мать погруженной в сожаления об упущенных шансах и неосуществленных мечтах. Опасения не подтвердились. Мать улыбалась. Возможно, за это время Клодетта произвела переоценку ценностей, хотя внешне это никак не проявлялось.

– Дорогая, как же долго ты не приезжала! Я надеялась, ты появишься раньше.

– Мама, я писала тебе, что работаю и коплю деньги для поездки на Мальту. И все время стараюсь понять, как мне туда добраться. Даже после окончания войны вряд ли это будет легко.

– Ты писала, что работаешь не весь день.

– Да, по вечерам и выходным. Но у меня были заняты все вечера и все выходные, за исключением Рождества.

– Я могу помочь тебе деньгами для поездки на Мальту, – предложила Клодетта. – Рада, что ты наконец приехала. Идем в дом, угощу тебя чаем. Увы, у меня лишь мятный. Приличного черного чая сейчас не достать. Сметают с полок вместе с пылью.

– Дефицит продуктов только усугубляется, – согласилась Флоранс. – Но это скоро закончится. И война тоже.

Мать кивнула:

– Несколько дней назад я услышала по радио, что американские войска захватили Окинаву, последний плацдарм японцев.

Поначалу Флоранс думала, что мать забыла о своем обещании стать более открытой. Они почти весь день провели за работой в саду, а вечером слушали радио. Дверь в прошлое оставалась плотно запертой, однако терпение Флоранс было вознаграждено. На второй день вечером Клодетта вдруг сама заговорила о прошлом.

– Я действительно любила человека, которого ты привыкла считать своим отцом, – сказала Клодетта. – В прошлый приезд ты спрашивала меня об этом.

У Флоранс мелькнула мысль: не собирается ли мать переписать историю и предложить ей подлакированную версию правды? Она затаила дыхание. Из приоткрытой двери доносилось тиканье напольных часов в холле.

– Мама, у меня отлегло от сердца, – призналась Флоранс, пытаясь сдержать эмоции.

– Он был хорошим человеком, но Фридрих… Фридрих отличался от него.

– Мне Фридрих понравился, – призналась Флоранс. – И его сын Антон, мой единокровный брат. Не знаю, сколько времени пройдет после войны, прежде чем я снова их увижу.

– Ты так хочешь их увидеть? – насторожилась Клодетта.

– Да. Но пока не знаю, смогу ли поехать в Германию… Ты сказала, что Фридрих отличался от отца. Может, расскажешь, чем именно?

Флоранс сразу почувствовала изменившуюся атмосферу. Взгляд Клодетты стал отрешенным.

– Дорогая, он…