он был моей душой, моей жизнью. – (Флоранс сжала руку матери.) – В твой прошлый приезд я была слишком шокирована, чтобы говорить с тобой. Я очень долго все скрывала, прятала в себе, старалась задавить. Мне казалось, что у меня это получилось. А потом, когда ты встретилась с Фридрихом и мой секрет раскрылся, мне захотелось, чтобы земля разверзлась и я туда провалилась.

– Маман… – пробормотала Флоранс, почувствовав вину за душевную боль, которую причинила матери; Клодетта вздохнула, ее глаза остекленели. – Маман, я не настаиваю на рассказе. Я услышала достаточно.

Клодетта взмахнула рукой, требуя помолчать. Казалось, она перенеслась в прошлое, когда все это происходило.

– Для меня было немыслимым уйти к нему, бросив детей. Фридрих с радостью принял бы вас всех, но как я могла увезти вас из Англии? Элен и Элиза были дочерьми Шарля. Это разбило бы ему сердце.

– И ты осталась с ним из-за нас? – почти шепотом спросила Флоранс.

Клодетта с недоумением посмотрела на нее и кивнула:

– Да. Именно так.

– И обрекла себя на несчастье.

– Я не видела другого выхода. – Глаза Клодетты широко раскрылись и стали жесткими. – Но без Фридриха я не могла даже дышать… Боль сжирала меня изнутри. Каждый день мне казалось, что я умру от этой боли. Я действительно хотела умереть. Сейчас это звучит нелепо, но тогда я нетвердо стояла на ногах. Когда вы были в школе или с няней, я хваталась за мебель, боясь, что иначе распадусь на куски. Вот так я себя чувствовала. Да, дорогая, это были мрачные дни. Очень мрачные.

Флоранс была шокирована услышанным. Ее сердце сжималось от жалости к матери, в глазах стояли слезы. Правда, которую она жаждала услышать, оказалась слишком ранящей и гнетущей. Флоранс смотрела на Клодетту, дрожащей рукой прикрывавшую рот. Вся боль, которую мать столько лет носила в себе, сейчас отражалась на ее лице. За годы эта боль ожесточила ее, окружив прежнюю Клодетту панцирем.

– Если оглянуться назад, – продолжала Клодетта, – наверное, можно было найти какое-то приемлемое решение. Но тогда я не видела его. Я делала то, что считала лучшим для всех вас.

– И ради нас ты пожертвовала своим счастьем.

– Счастье было для меня недосягаемым. Я была замужем… – (По щекам Флоранс потекли слезы.) – Но ты права. Я была несчастна. Однажды во мне что-то надломилось, и я наглоталась снотворного. Шарль нашел меня. Он стал насильно вливать мне в горло раствор морской соли, пока меня не начало рвать.

Флоранс смотрела на мать, не смахивая капавших слез. Правда оказалась гораздо трагичнее, чем она представляла. И она ничего не знала. А Элен с Элизой знали?

– Мне… – начала Клодетта и замолчала. – Мне очень больно признаваться, но я была плохой матерью.

– Пожалуйста, не говори так, – сказала Флоранс, у которой снова зашлось сердце.

– Это правда. Флоранс, мне очень жаль. Вы были моими драгоценными девочками, а я этого не знала. Я вижу свои промахи в молчаливом упреке Элен, в сердитом взгляде Элизы, а теперь и в тебе, моя дорогая девочка. Я была поглощена собственным несчастьем. Меня не было рядом с вами, когда вы нуждались во мне. Я сама не знала, где нахожусь. Потому я и отправила вас во Францию. Лучше так, чем рассчитывать на мать, от которой осталась лишь телесная оболочка, а сердце и разум обитают неведомо где. Во Франции вы научились рассчитывать друг на друга.

Флоранс не могла вымолвить ни слова. Встав, она подошла к матери и крепко обняла. Как сильно исхудала Клодетта! Ее трясло, потом дрожь сменилась рыданиями. Флоранс закрыла глаза, продолжая держать мать в объятиях. Слишком дорого дался Клодетте рассказ о жизни, которую она так долго скрывала.

В тот вечер они рано легли спать, а на следующий день Клодетта рассказала о причине бегства Розали. Родительская семья находилась на грани скандала, виновницей которого они считали Розали. На самом деле младшая сестра Клодетты была ни в чем не виновата. Она лишь выполнила роль курьера, передав отцу компрометирующие материалы, но родительский гнев больно ударил по ней, и она решила бежать. Розали не могла ужиться со строгими, консервативными родителями, которые требовали от нее найти подходящего мужа и угомониться. А ей совсем не хотелось размеренной жизни. Она хотела танцевать.

Наступил день отъезда. Пока Флоранс ждала такси для поездки на станцию, Клодетта подала ей сверкающий серебряный браслет с подвесками:

– Возьми его и носи постоянно. Это парный браслет. Точно такой же был у Розали. Она носила его, не снимая, и говорила, что браслет приносит ей удачу. Если найдешь аналогичный браслет, то найдешь Розали.

– Ты можешь еще что-нибудь рассказать о ней?

Клодетта выглядела бледной, словно недавняя исповедь высосала из нее силы, но глаза оставались на удивление блестящими.

– Только то, что она танцевала в парижском кабаре. Наши родители не знали. Она рассказала мне по секрету.

– Маман, мне кажется, тебе нездоровится, – сказала Флоранс. – Давай я останусь еще на несколько дней и помогу тебе.

– Не говори глупостей! – сердито отрезала Клодетта. – Я великолепно себя чувствую.

Раздражение в глазах матери вызвало у Флоранс улыбку. Она почти обрадовалась. Привычная манера разговора свидетельствовала о том, что вспыльчивость и гневливость Клодетты никуда не делись. Далеко не лучшие черты характера, позволявшие матери столько лет держаться на плаву.

– Маман, я люблю тебя, – крепко обняв мать, сказала Флоранс.

В этот момент послышался гудок подъехавшего такси.

Почти всю дорогу до Эксетера в глазах Флоранс стояли слезы, и, когда Джек встретил ее на станции, она не могла говорить. Он привез ее в Мидоубрук и спросил, не возражает ли она, если он включит радио. Флоранс молча кивнула. Это было 12 апреля. В выпуске новостей сообщили, что Франклин Делано Рузвельт, двенадцать лет находившийся на посту президента Соединенных Штатов Америки, умер от обширного инфаркта.

Флоранс была шокирована новостью. Рузвельт возглавлял страну в самые тяжелые для Америки годы и умер, не дождавшись неминуемой капитуляции нацистской Германии и грядущего поражения Японии.

– Боже! – сдавленным голосом произнесла она. – Как печально, что он не дожил до конца войны.

Джек протянул к ней руки. Флоранс не противилась его объятиям. У нее снова полились слезы. Она плакала по американскому президенту, по матери, по себе самой и Джеку, по сестрам и всему, что им довелось пережить. Она плакала по миру, где до сих пор были возможны войны и бессмысленная гибель множества людей.

Конца войны ждали со дня на день. Флоранс мотало между усиливающимся чувством облегчения и тревогой, что разгромленная Германия может преподнести неожиданный сюрприз. Джек успокаивал ее, говоря, что этого не будет. Теперь он никуда