Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длинная желтая, крашенная дроком рубаха, коричневая запона, подпоясанная наборным поясом – вроде бы самая простая одежда, запона – из тонкой шерсти, рубаха – грубого холста… А как это все шло Юльке! Красавица, что и говорить! Да еще какая… В последнее время заневестилась барышня, в женскую силу вошла: округлились бедра, налилась любовным соком упругая грудь, в движениях появилась женская грация, а голос стал таким чувственным, что Миша прямо дрожал! И того ничуть не стеснялся.
Об их отношениях в Ратном знали все, и почти все были против, понимая, что просто потеряют лекарку, коли она выйдет замуж за Мишу. Утратит Юлия все свои способности… так она говорила сама, так было… Так ли? Сотник уже кое-что смекнул, придумал… и сейчас собирался с духом – сказать об этом возлюбленной… Да, да – робел!
– Ой, Миша! – завидев юношу, лекарка улыбнулась, показав чудесные белые зубы. – Рада, что пришел… Ты заходи в сени, вот… Там не жарко и запаха нет. А то я мазь делала…
– Я тоже рад…
Послушно пройдя в сени, Миша уселся на скамейку, возле окна… Сени эти пристроили к избенке совсем недавно… Сотник и помогал…
– Ах, милый… Рассказывай! – поставив на стол крынку с квасом, девушка уселась рядом, невзначай прижавшись бедром…
Мишу словно молнией пронзило!
– Говорят, двоих потеряли…
– Увы… Кстати, как раненые? – сотник вскинул глаза.
– Приходили с утра, – покивала Юля. – Да там все не худо у них. Вылечу!
– Ах, Юлька… Как же я скучал!
Обняв возлюбленную, юноша трепетно поцеловал ее в губы… Девушка не отпрянула… но и долго целоваться не стала…
– Сейчас люди придут, Миш…
– Я зайду ночью!
– Ты же знаешь! Нельзя… Зачем? Зачем ты меня так мучаешь? Зачем приходишь? Почему так долго не был? Зачем… Матушки нет… и не с кем… и…
Юлька вдруг уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Худенькие плечи ее тряслись, слезы капали на пол…
– Ну-ну… ты это… – гладя девушку по спине, растерянно утешал Миша. – Не плачь, ага… А я, знаешь… кое-что придумал…
– Что придумал? – лекарка постепенно успокаивалась.
Даже сбегала во двор, к колодцу – умылась. Вернулась, сверкнула глазами, спросила так требовательно:
– Ну? Так что?
Сотник снова растерялся. Одно дело, воевать, и совсем другое – с девчонками… с девчонкой… любимой…
– Тяжеловато одной, – попив кваску, вдруг призналась Юлька. – Девчонки были – на сенокос забрали. Ушли. Теперь когда еще явятся. И матушки нет…
– Так я как раз… – лицо юноши озарилось радостью. – Как раз сказать и хотел! Я те помощницу присмотрел. Странницу, юницу! Она у церкви нашей… Говорит – до поздней осени будет. Сам спрашивала – кому чем помочь. Я пришлю, скажу батюшке… Ее Забавой звать, Фекла – в крещении. Славная девушка. Нужна?
– Помощница-то? Конечно… Ой, Миша… – склонив голову набок, Юлька заглянула Мише в глаза, ожгла пристальным взглядом, словно пронзила насквозь. – Ты вовсе не это хотел сказать… Так?
– Так, – сотник не стал врать и выкручиваться. Коль уж начал… – Знаю, вам, лекаркам, нужно дочку от кого надо родить. И ты этого – кого надо – ищешь…
– Да пока что не…
– Или будешь искать… уже скоро… Не спорь.
Продолжая, Михайла мягко взял девушку за руку:
– Так ты найди! Найди – и роди. А потом… потом ведь можно и свадьбу! Нашу свадьбу, пойми…
– Ч-что?!
Отпрянув, девчонка вскочила на ноги. Закусив губу, окинула гостя яростным взглядом.
– Уходи!
Покатилась по полу сброшенная со стола крынка…
– Я не какая-нибудь… А ты… Прочь! Прочь! И не приходи больше…
– Да я…
– Уходи, я сказала!
Да уж, в таком состоянии женщинам лучше не перечить – себе дороже. Лучше потом… когда успокоится…
Так сотник и порешил – все же соображал еще.
Вышел, не прощаясь… Спустился с крыльца и медленно зашагал к воротам…
Проводив его взглядом, лекарка тяжело опустилась на скамью… По щекам ее вновь потекли слезы…
Мысли путались, срывались слова… Не поздно ль?
Эх, была б жива мама! Прижала б к себе – эх, Гуня, Гуня! – посоветовала бы чего…
– Господи, что ж я наделала-то? Зачем, зачем прогнала? Ведь не хотела же! Не собиралась… А он… что он такого предложил? Подумаешь… От чистого сердца ведь! А я… Что ж я такая дура-то, Господи-и-и-и…
Сотник подошел к воротам… обернулся… вздохнул…
– А что бы сказала мама, если б была жива? Сказала бы, что можно все исправить… Исправить… А ну! Миша-а! – выскочив на крыльцо, громко закричала девчонка. – Ты, кажется, шапку забыл!
– Ах да, да – шапку! – вытащив ногу из стремени, Миша рванул обратно в сени… Вбежал…
Какая ж, к черту, шапка?
– Милый… – бросилась на шею Юлька. – Ты это… зла не держи… И приходи, да…
* * *
В «канцелярии», на крыльце, сотника ждали ходоки. Двое степенных мужиков, не из бедняков явно… но и не такие уж богатеи. Скорей, просто крепкие хозяева, своеземцы… Или, как сказали б в Советской России, – середняки с кулацким уклоном. Михайла их, конечно же, знал, но так, шапочно. Тот, что повыше, в синих портах – Хорьков Степан, рядом со старостой его изба, усадьба. Тот, что потолще, поосанистей, с седой окладистой бородой – Полуярок Игнат. У него на окраине дом, почти что у самого тына.
– Прошу, прошу, господа, – приветствовав, пригласил Миша. – Кваску с дороги?
Ходоки степенно поклонились, но от кваска отказались. Немножко поговорили из вежливости «за жизнь» да перешли сразу к делу.
– Девки наши пропали, господине, – тряхнул бородищей Игнат. – Третьего дня за грибами пошли – до сих пор нету.
– И далеко пошли? – Миша прошелся вдоль стола.
– Да на Чернолесье… Мы уж и людишек отправили – поискать. Ни с чем вернулись. Ярославка наша, Полуяркова, и Хорькова Маша. С ними Звенька, Корягина деда правнучка… или племянница, Бог весть.
– Эта Звенька их и сманила! – Степан Хорьков недобро прищурился. – Она-то, чай, старшая.
– Звенислава – девушка умная, – промолвил про себя сотник. – Так просто не могла заплутать… Ладно… Сколько лет девам?
– Да лет, верно, по тринадцать… а может, и боле… Ярослава – рыженькая, Машка – с черной косой…
– Так, уважаемые! – усевшись за стол, Миша вытащил из стоявшей там же шкатулки заранее нарезанную бересту – для записей – и острую железную палочку – писало. – Давайте-ка с приметами поподробней…
– Ярослава – рыжая, с веснушками, синие очи…
– Машка – смуглявая, тощая…
– Так… записал… Одеты?
– В чем обычно… Да – босиком!
– Браслетики желтенькие, стекляхи…
– У Машки – синенький, новгородский…
– Мы, стало быть, поначалу – к старосте…
– Так он прямо к тебе послал!
– Ну, послал так