Но, с точки зрения основ геополитики, подобный прагматизм также не сулил ничего хорошего франко-русскому союзу, а только создавал почву для будущего разрыва союзных отношений. Для России Тильзит стал временным компромиссом, договор был продиктован вынужденной необходимостью, но как минимум создавал возможность для изменения русских границ в Финляндии и на Балканах, и тем самым можно было обеспечить стратегические фланги будущего театра военных действий в грядущем столкновении с наполеоновской империей.

Другой вопрос: существовало ли осознание общности своих геополитических и стратегических интересов двумя высокими договаривавшимися сторонами в Тильзите и после него? Попробуем даже несколько упростить задачу, сформулировав вопрос по-иному: насколько заключенный союз отвечал и соответствовал долговременным интересам каждого государства? Собственно, в дипломатии, политике и экономике этот критерий и определяет прочность любых соглашений. Заключенный договор действует до тех пор, пока устраивает партнеров, если же выгода односторонняя, или другая сторона вынуждена была заключить соглашение под давлением каких-либо обстоятельств, то всегда существует угроза досрочного расторжения достигнутых договоренностей.

Был ли выгоден союз в Тильзите Франции? Бесспорно ― да. Наполеон был крайне заинтересован в упрочении альянса, так как он давал ему возможность решать основную внешнеполитическую задачу ― эффективно бороться с главным противником и попутно решать другие локальные проблемы в Европе, имея со стороны России защищенные тылы. Сразу же возникает другой очень важный вопрос: отвечал ли союз в Тильзите долгосрочным российским интересам? Неужели буржуазно-аристократическая Англия для России, как и для Франции, была тогда главным врагом? Возможно, если геополитики действительно правы, было бы лучше русскому царю «зажмуриться» и вступить в настоящий альянс с Наполеоном против Англии? Но отвечал бы этот по-настоящему заключенный (а не вынужденный, как в Тильзите) союз российским интересам? Даже учитывая все англо-российские противоречия и британские «грехи» перед Россией, ответ на последний вопрос будет отрицательным.

Давайте опять же представим себе гипотетический результат такого франко-российского «брака»: в борьбе с туманным Альбионом Наполеон при помощи (или нейтралитете) русских оказался бы победителем. Даже не важно ― экономическими средствами или военным путем французы поставили бы Британию на колени. Что получали бы русские в итоге? Они оказались бы без союзников, один на один с могущественной империей, политически и экономически безраздельно доминирующей в Европе. Нетрудно предугадать, куда после Англии была бы направлена победная поступь наполеоновских орлов ― против единственной оставшейся крупной державы в Европе, то есть против России. Такова объективность реалий и стратегических последствий подобного решения. Вряд ли Александр I не просчитывал такую ситуацию.

В 1807 г. Россия вынуждена была вступить в войну с Великобританией. Но эта война была объявлена Россией лишь на бумаге. Хотя раздражение предшествующей политикой Англии и ее «эгоизмом», безусловно, в 1807 г. имело место в русских правящих кругах. Но военные действия оказались закамуфлированными рядом мероприятий по прекращению прямой торговли, по задержанию английских судов и аресту имущества британцев в России, по увольнению с флота английских подданных и тому подобных мер. Фактически война носила формальный характер, во всяком случае, многие ее называли «странной» или «бездымной»[213]. Да и как можно иначе квалифицировать военные действия ввиду практически их полного отсутствия. Официально эта война продолжалась пять лет, но для обеих сторон она оказалась почти бескровной. Обе страны стремились без лишней надобности не обострять конфликт и не провоцировать эскалацию лишь номинально объявленной войны.

Смею предположить, что Александр I в 1807–1812 гг. всегда реалистично полагал, что главным врагом для него была не Англия, а Франция. У России и Франции в тот период были обозначены слишком разные приоритетные задачи и в то же время отсутствовали общие интересы. Российский монарх в этот период считал, что Россия будет успешнее противодействовать гегемонистским планам Наполеона, находясь с Францией в союзе, нежели в прямой конфронтации, а заодно сможет решить свои стратегические задачи. В свое время известный историк А. Е. Пресняков резонно считал, что «новый союз только прикроет блестящим покровом прежнее соперничество и подготовку сил к новой решительной борьбе»[214]. Англичане же все это время оставались потенциальными русскими союзниками, так же как и русские для англичан.

Александром I учитывались самые различные конкретные факторы в оценках политической конъюнктуры и текущих процессов при принятии решений, в том числе и не в пользу существовавшего русско-французского союза. Можно сказать, что, несмотря на наличие Тильзитского договора, русский стратегический курс продолжал в 1807–1812 гг. как и прежде оставаться неизменным и был нацелен на будущую борьбу с Наполеоном.

Очень быстро наступил закат эры Тильзита. Именно самостоятельная политика Александра и амбициозность Наполеона предопределили военный поход в Россию в 1812 г., что в конечном итоге привело к полному поражению наполеоновской империи. Уже с 1812 г., учитывая общие интересы и цели, русские и англичане «оказались в одном окопе», стали вместе воевать с наполеоновской империей (хотя и в разных концах континента) и сумели довести совместную борьбу до ее окончательной победы в 1814 г.

Накануне 1812 г. Наполеон, намереваясь вторгнуться в Россию, наряду со многими подготовительными мероприятиями большое значение придавал организации шпионажа на русской территории. Активность секретных служб Франции накануне войны не осталась без внимания со стороны русского Военного министерства. Глава военного ведомства России генерал М. Б. Барклай де Толли хорошо понимал важность как сбора разведданных, так и противодействия утечке информации о стране и ее вооруженных силах, считая эти компоненты одними из основных средств для достижения победы над будущим противником. По его инициативе в 1810 г. была создана русская военная контрразведка. К этой службе были причислены военные коменданты ряда западных городов, командиры воинских частей, расквартированных на границе; там же была создана сеть специальных резидентов, подобранных из опытных русских офицеров, в функции которых входило обезвреживание французской агентуры[216].