Смирнов Александр Александрович, заведующий Музеем декабристов (Москва)

В первом номере за 1995 г. Военно-исторический журнал (ВИЖ) поместил статью А. Н. Ицкова об известном военном деятеле XIX в. А. И. Чернышеве («Разведчик, партизан, военный министр России»). В 1996 г. под именем того же автора эта статья с небольшими изменениями была повторена в рамках первого тома «Очерков истории российской внешней разведки» («Военные агенты» Барклая).

Выход в свет трудов по интересной и малоисследованной проблематике можно было бы только приветствовать. Но, ознакомившись с обеими статьями А. Н. Ицкова, невольно не можешь отделаться от впечатления дежавю. Ибо то, что было неизвестно г. Ицкову и редколлегиям изданий, где он печатался (в ВИЖ статья была помещена под рубрикой «Неизвестное из жизни спецслужб»), хорошо знакомо специалистам по истории России первой половины XIX столетия.

Если проанализировать содержание упомянутых статей и сравнить с уже опубликованной работой кандидата исторических наук В. М. Безотосного по истории русской разведки в 1812 году («Родина». 1992. № 6–7. С. 23–25), то без труда можно заметить разительные совпадения. Полностью повторены фактические данные об организации российской разведки, биографические подробности о разведчиках и эпизоды их деятельности, числовые подсчеты, обобщающие выводы. Одинаковы и ссылки на архивные источники. В целом совпадает до 60 процентов текстов. Правда, отсылок на использованные труды предшественников у г. Ицкова нет.

Проиллюстрируем сказанное несколькими текстологическими параллелями:

Здесь приведены лишь несколько примеров, хотя этот ряд текстологических сопоставлений можно продолжить. В результате будут все те же поразительные совпадения.

Ученые часто разрабатывают схожие или одинаковые темы. При этом у каждого, так или иначе, в подходах, в анализе материалов, в выводах проявляются индивидуальные особенности. Но такого удивительного единомыслия в фактах, цифрах, сюжетах и даже в оборотах фраз мне давно не встречалось в научных работах. К тому же все пересказанное Ицковым было уже напечатано задолго до него, о чем вряд ли Ицков не знал, если, конечно, он серьезно занимается историей разведки. При этом Ицков стремится показать, что он хорошо знаком с архивными материалами. Так, в его статьях обильно процитированы со ссылками на архив выдержки из характеристик, данных А. И. Чернышевым наполеоновским маршалам. Можно подумать, что автор и не подозревал о публикации этих характеристик дважды до 1917 г., а совсем недавно ― в журнале «Родина» (1992. № 6–7) вслед за работой В. М. Безотосного.

Соблазнительно было бы воспользоваться готовым переводом, но Ицков, как может показаться, не искал легких путей, а обратился к подлинному тексту на французском языке. Опыт показывает ― сколько переводчиков, столько и вариантов перевода. Но перевод Ицкова не внес в русский текст каких-либо нюансов, разве что механически, без отточий, соединив фрагменты характеристик. В остальном его вариант слово в слово совпадает с переводом А. М. Вальковича, так же как и ссылки на Военно-исторический архив: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3599. Л. 1–5. (Правда, в ВИЖ ошибочно указан Ф. 46.)

Знакомство со ссылками Ицкова у любого специалиста, несомненно, вызовет недоуменные вопросы, так как он вначале дважды сослался на фонд Военно-ученого архива (ВУА), а третий раз ― на фонд 846. Причем первые две ссылки совпадают с научным аппаратом статьи В. М. Безотосного, а третья ― с публикацией А. М. Вальковича. Объяснение здесь может быть только одно: В. М. Безотосный использовал буквенное обозначение известного всем исследователям фонда ВУА, а А. М. Валькович ― цифровое обозначение того же фонда. Ведь фонд ВУА и есть фонд 846.

К сожалению, оправдались худшие предположения: на запрос из архива официально сообщили, что «Ицков А. Н. в читальном зале РГВИА как исследователь не зарегистрирован и с фондами архива не работал». Пожалуй, проще было бы сослаться на работу В. М. Безотосного и перевод А. М. Вальковича. Да и что же в этом зазорного. Ведь еще при защите диссертации В. М. Безотосным в 1987 г. его оппоненты доктора исторических наук В. Г. Сироткин и И. И. Ростунов признали, что соискатель являлся единственным глубоким исследователем и знатоком истории российской разведки начала XIX в. Однако Ицков предпочел иной путь…

Для характеристики боевой мощи любой армии необходимо оценить целый комплекс материальных и духовных факторов, которыми располагает государство, интересам политики которого служит армия. Важнейшими из всей совокупности средств, влиявших на боеспособность армии являются: уровень развития экономики страны и характер общественных отношений. Пригодность армии как боевого организма характеризуется следующими компонентами: вооружение и его возможности, боевая подготовка войск, уровень развития национального военного искусства, организационная структура армии и система полевого и центрального управления.

Большинство авторов, сравнивая силы Франции и России в 1812 г., обращают в первую очередь внимание на численное превосходство наполеоновской армии перед русской. Численность армии играет большую роль при ведении боевых действий, но одна лишь численность живых сил не отражает силу и мощь армии. Увеличение количества людского состава само по себе не является самоцелью. В истории военного искусства можно найти множество примеров, когда огромные армии терпели поражения от войск в несколько раз меньших по численности. Недостаток в людях компенсировался не только лучшим вооружением, но и отличным обучением, более правильной военной организацией и смелым решением тактических и стратегических задач войны. Немало прецедентов в этом плане мы можем найти и в русской военной истории: Невская, Куликовская битвы, Русско-турецкие войны второй половины XVIII в. Недаром один из суворовских принципов гласил: «…бьют не числом, а умением».

После неудачных кампаний 1805–1807 гг. много было сделано в области улучшения организации русской армии: введена дивизионная система, увеличены права высших воинских начальников. Эти шаги знаменовали собой отход от линейной тактики и ломку старых устоявшихся положений. Но необходимо заметить, что, несмотря на положительные сдвиги, армейская организация не отвечала полностью современным требованиям ни в области тактики ведения боевых действий, ни в стратегическом отношении. Представители передовых военных кругов России ставили на повестку дня давно назревший вопрос о реорганизации русской армии.

Собственно, реформы в армии проходили в 1810–1812 гг. и были связаны напрямую с пребыванием на посту военного министра России М. Б. Барклая де Толли. Необходимо отметить, что деятельность Барклая де Толли по улучшению состава и организации русской армии велась в двух направлениях. Во-первых, развивались лучшие традиции русской армии ХVIII в., особенно суворовские принципы ведения войны. Во-вторых, исходя из опыта предшествующих неудачных войн с Францией, бралась за образец военная организация Наполеона, но не слепо копировалась, а в нее вносили национальные элементы военного искусства.