пенились сквозь его раздробленные зубы и изуродованные губы. Сиг наклонилась и схватила его за рубашку, подняла и встряхнула, но он только еще больше расхохотался.

Позади нее раздались шаги: Каллен поддерживал Кельда, за ними Элгин и несколько его людей. Сиг снова тряхнула аколита, и клочок пергамента выскользнул оттуда, где он был засунут в рубашку. Сиг бросила аколита и схватила пергамент, развернула и стала читать при свете костра, пока Каллен и Келд добирались до нее.

'Что здесь написано?' спросил Элгин, когда Сиг обменялась мрачным взглядом с Калленом и Кельдом. Она показала Элгину послание — на нем было нацарапано одно слово.

Аноис.

'Что это значит?' крикнул Элгин, перекрикивая ветер и голодное пламя.

Каллен хлопнул Сиг по руке и указал в темноту. Вдалеке показалось пятнышко света, оно вспыхнуло ярче, разгораясь в трещащую жизнь. А потом, еще дальше, еще одно пламя, еще один костер. Ощущение подкрадывающегося ужаса, преследовавшее Сиг, разбухло в ее венах, заставляя волосы на шее встать дыбом.

Это слово из древнего языка", — сказала Сиг, не отрывая взгляда от вереницы маяков, появлявшихся в темноте, как звезды. И оно означает: Сейчас".

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ДРЕМ

Дрем проснулся от того, что сапог его отца пинал деревянную ножку его кровати.

"Еще темно", — пробормотал Дрем.

'Дела есть', - ответил Олин, еще раз пнул ножку кровати для верности, затем повернулся и вышел из комнаты Дрема. На мгновение Дрем подумал о том, чтобы перевернуться на спину; изменение привычного распорядка его тревожило. Ему нравилось видеть серый рассвет перед тем, как встать.

Дрем, — настойчиво позвал его голос отца.

Со стоном он поднялся с постели. Это был болезненный опыт, и не только потому, что сеть сна все еще держала его на крючке. Он был весь в синяках и кровоподтеках после драки в Кергарде.

Драки! Скорее, избиения.

После стычки на рынке Кергарда прошло пять ночей. Его отец помог Дрему взобраться на вейн, и, забравшись в него вместе с Фритой, они как можно быстрее вернулись домой. Перед тем как они покинули город, кузнец Кальдер, один из первых членов Собрания Кергарда, рассказал им, что трапперы, с которыми сражался Дрем, были новичками в Кергарде, прибывшими в тот день. Очевидно, все они были родственниками и искали работу и крышу над головой на новом руднике на берегу озера Звездного Камня.

'Очень похоже на тех, что приходят с юга', - мрачно сказал Колдер. Им не нравится то, что затеяли кадошим, или правила Бен-Элима; это справедливо, — сказал Колдер, — но они не будут приходить сюда и вести себя так, будто правил вообще нет".

Дрем натянул бриджи и сапоги, морщась от боли в мышцах и пульсирующих синяков. Его нос распух от удара головой, и из него все еще сочились густые сгустки крови.

Лучше бы все было хорошо, ворчал он про себя, отправляясь на поиски своего па.

Дрем нашел его сидящим на ступеньках их хижины и смотрящим во двор, когда рассвет просочился в мир. Дрем был спокоен, непроницаемо спокоен с тех пор, как произошла драка. Он и до этого был беспокойным и замкнутым, размышлял о куске черного камня, который закопал в саду, но после драки Дрем почувствовал, что живет сам по себе.

'Ты в порядке, па?' спросил Дрем, садясь рядом с ним, дрожа от холодного ветра, когтями царапавшего его кожу. Его отец просто указал вдаль, в темноту. Дрем нахмурился. Там был свет, маленький и яркий, мерцающий в чернильной темноте ночи.

'Что?' прошептал Дрем. Это огонь? В Боунфелле?

'Это должен быть большой костер', - сказал его отец, нахмурившись, и его лицо превратилось в место глубоких затененных долин.

Не нравится мне это", — пробормотал Дрем. Незаметно он прижал пальцы к шее, нащупывая успокаивающий ритм пульса.

Смотри, вон там, — сказал Олин, поворачиваясь и указывая на юго-запад. Там появился еще один огонек, меньше и слабее первого.

Они повернулись назад и молча наблюдали за приближающимся огоньком: рассвет оттеснял ночь, тени то сгущались, то медленно растворялись, когда тьма отступала перед светом, а огонь в Боунфелле тускнел с приходом солнца на сером, затянутом облаками небе.

Похоже на снег, подумал Дрем, его дыхание стало туманным.

Всю свою жизнь я пытался защитить тебя, — сказал отец, нарушая молчание. С тех пор, как твоя мама… Мышца на его челюсти дернулась, и он ущипнул себя за нос. Я поклялся уберечь тебя от беды. Уберечь тебя от войны, от зла, которое творят люди. Не только люди — другие вещи".

Да, ты следил за каждым моим шагом. Но чего же ты так боишься? От чего ты меня защищаешь? Что значит "другие вещи"?

'Кадошим?' прошептал Дрем.

Олин пожал плечами. 'Да. И их потомки". Между ними снова воцарилось молчание, отец Дрема явно размышлял о прошлом. Дрем хотел было подтолкнуть его к разговору, но побоялся торопить его, зная, что отец может легко пойти в другую сторону. Ему нравилось слышать, как он говорит вот так, поэтому он сделал длинный, ровный вдох и сосредоточился на том, чтобы сдержать свое разочарование.

Вот почему мы путешествовали, продолжали двигаться, только ты и я, Дрем", — со вздохом сказал его отец. Он протянул руку и похлопал сына по колену. И это сработало, пока что. Шестнадцать лет я заставлял нас двигаться вперед, опережая прилив. Но он безжалостен".

'Какой прилив, па? От чего бежать?

Я уже говорил тебе, — сказал Олин, неопределенно махнув рукой в сторону юга.

Никогда не говорил прямо. Больше загадками, чем фактами".

'Не обращай на это внимания', - сказал его отец, явно положив конец этой линии разговора. Олин замолчал, глядя вдаль.

Совершил ли он преступление, охотились ли за ним за чем-то?

Олин покачал головой, глубоко вдохнул и посмотрел на Дрема. 'Ты не любишь драться, я видел это в тебе на днях'.

'Мне жаль, па,' сказал Дрем. Я хотел бы быть таким же храбрым и…

'Ты храбрый', - прервал его отец, в его голосе прозвучала ярость. Я спросил Фриту, что случилось. Она рассказала мне, что ты сделал. Ты, против восьми мужчин. Пытаешься защитить слабых, тех, кто в меньшинстве. Это напоминает мне о клятве, которую я однажды услышал… Он снова замолчал. "Зная, каким человеком ты стал, я горжусь тобой больше, чем могу выразить". Он положил руку на сердце, его губы искривились, но слов не последовало.

Дрем хотел что-то сказать в ответ, но речь отца ударила его, как молот, украла слова и поставила комок в горле,