– Я буду выглядеть дурой.

– Вот уж ничуть. Не вы первая, не вы последняя. Еще и посочувствуют. К тому же – Рута не нашего круга.

Звучало цинично, но было чистой правдой. К любовницам из простонародья здесь так и относились – как к носовым платкам. Взял, вытер, выкинул. И Лиля вздохнула.

– Ладно. Завтра с утра поговорим с эввирами.

– Толкаете меня в объятия разврата, госпожа графиня?

– Столкну с кровати, – пригрозила Лиля. Но неубедительно.

– Отомщу, – отозвался благородный граф. – На следующем привале найду укромное местечко, утащу вас в лес, раздену, и…

– Джес! Тут же Мири!

– Буду молиться! За спасение вашей души, дорогая супруга. Усердно, настойчиво и несколько часов подряд. А вы о чем подумали? Стыдитесь!

Лилиан оставалось только зубами скрипнуть. Вот ведь… граф благородный! И ругаться не получается, сама научила!

Лиля уже уснула, Миранда тихонько сопела во сне, сопели и собаки, которых никакой силой не получалось выгнать из супружеской спальни, а Джерисон все лежал и смотрел в окно. На затянутое облаками ночное небо.

Почему сегодня так случилось?

Что потянуло его на помощь каким-то эввирам?

Да разве еще год назад он бы стал что-то делать?

Джерисон отлично помнил себя, и знал, еще год назад он бы просто пожал плечами, сотворил знак Альдоная и пошел искать следующего ювелира. Почему сегодня он поехал в магистрат, почему стал конфликтовать с мэром, почему нажал на пастера?

Почему?

Джерисон был неглуп.

И поймав себя на несвойственном ему поступке, задумался. Не было в средние века психоаналитиков, приходилось благородному графу своим умом доходить.

А истина была рядом. В буквальном смысле тоже.

Лежала, сопела в две дырочки, и роскошная золотая коса текла по подушкам.

Его супруга.

Да, та самая «розовая корова».

Когда получилось так, что Лиля стала частью его жизни? Джерисон точно знал и ответ, и момент назвать мог с точностью до часа, едва не ставшего последним.

Умирать – страшно.

Нет, не так.

Умирать НЕ страшно, когда это смерть мгновенная, на поле боя, в атаке, когда она честная, от клинка, когда… даже когда они с Риком попали в плен, Джерисон не боялся. Он дрался бы до последнего, и ушел победителем.

Но…

Глоток вина, обжигающая боль в груди, тошнота, рвота, судороги, скручивающие все тело.

И – словно молния, прорезающая тучи, резкий жесткий голос.

Супруги?

Или… кого?

«Голову набок!»

«Воды!!!»

«Держи его!!! ВДОХ!»

Боль, грязь, темнота…

Страшна не смерть. Страшна вот такая, гадкая и грязная смерть. И…

Именно тогда Джерисон признал в супруге такого же воина. Ровно как и он сам.

Он встречает смерть лицом к лицу, Лиля тоже встретила ее.

И встала стеной.

Отстояла, не подпустила, и ругалась, как извозчик, он помнит, и что-то требовала, и… вернула. В тот день Джерисон и зауважал супругу.

По-настоящему, не по воле короля, не ради общей дочери. А просто – увидел человека, который так же дерется до конца.

Плохо ли, больно – стисни зубы и вперед!

Никогда он такого не подозревал в женщинах.

Или это только ему такая досталось?

Раньше в мире Джерисона, графа Иртон, все было просто и понятно. Мать – уважать, дочь – любить, женщин – иметь, друзей – ценить.

А как быть, когда рядом с тобой и женщина, и друг, и нечто большее?

Говорят, такие на Вирме есть, которые отстаивают свое право с клинком в руках. Лично Джерисон не видел кирий, только слышал о них. Но Лилиан ведь не собирается отстаивать свои права с мечом в руке?

Она просто встала насмерть на каком-то рубеже.

И стоит, и не подпускает смерть к своим родным, и ничего уже не боится.

Оставалось господину графу осторожно вырабатывать новый стиль общения. И вообще – самой жизни. Раз уж досталась тебе необыкновенная женщина, так и жизнь простой не получится. Но не обламывать же заморской птице крылья? И не красить в серый цвет просто потому, что кругом одни курицы?

А соответствовать.

Вот какое понимание давалось графу с трудом, с кровью и болью. Хотя не такой уж и сильной.

Он друг принца и должен соответствовать.

Он племянник короля. Это тоже обязывает.

Он женат на невероятной женщине, уникальность которой признают и король, и альдон. Неужели это не стоит некоторых усилий?

В том числе и таких, да.

Он мог бы уехать сегодня, мог не ввязываться в драку – да сдались ему те эввиры. Но – не получилось.

Когда у вас такая жена что вы можете ей предложить?

Себя? Ценность, бесспорно. Но… а больше-то и нечего!

Драгоценности? Меха? Шелка? Лилиан все это может позволить себе сама, да и не увлекается она ничем таким. А что еще? Старые книги? И только?

Их тоже можно найти. Без господина графа.

И остаются поступки.

Если бы он ушел… Джерисон до сих пор не понимал, почему для Лилиан было важно разобраться и помочь, но поддержал супругу. Безоговорочно.

И – не прогадал.

Лиля была ему благодарна. Это важнее, чем три браслета с бриллиантами.

А почему это важно для него?

Джес не хотел додумывать мысль до конца. Пока еще он ее побаивался. Это ведь не смерти в глаза смотреть, смерть – только миг. А здесь на кону вся жизнь.

Разбивший множество девичьих сердец граф упорно не хотел себе признаваться, что неотвратимо влюбляется в собственную жену.

Уэльстер, Кардин, королевский замок.

– Гард?

Перед магией этих громадных серых глаз не устоял бы и более жестокий тиран, чем Гардвейг.

Не устоял и король.

– Это был сон. Просто сон, дорогая.

– Сны не оставляют после себя лилий.

Гардвейг тихо скрипнул зубами, и поклялся отрубить голову мерзавцу, который проговорился его жене.

Вот что это за свинство?

Пусть ему приснился кошмар, пусть! Но жену зачем волновать?

Именно о Милии, и о ребенке, которого она ждет подумал тогда Гардвейг. И приказал всем молчать.

Ни к чему жене такое.

Поползут сплетни, Милия расстроится, еще, не дай Альдонай, родит раньше времени – нет, ни к чему. И куда граф Дишан смотрит? Если так и дальше пойдет, быть ему не графом, а покойником.