Джерисон тоже присвистнул.

К очаровательному лицу добавлялась еще и фигура. Того самого типа, который от века привлекал мужчин.

Высокая грудь, тонкая талия, округлые бедра и длинные ноги. Через прорехи в платье это было отлично видно. Равно как и синяки на тонкой шее. И…

Лиля пригляделась.

Девчонка была просто сломлена. А еще…

За спиной выругался Гэл, который неотлучно состоял при ее сиятельстве. Выругался на своем языке, но вирманский Лиля освоила достаточно быстро. Это как русский и украинский, языки-родственники. Или как английский и староанглийский.

Знаешь один – поймешь и другой.

– Баб насиловать… суки. Оторвать бы им … вместе с … и в уши засунуть.

Джерисон смерил вирманина грозным взглядом, но кажется, был полностью согласен. Благородный граф имел успех у женщин, но никого не насиловал. Кроме… кроме своей жены, черт возьми!

«Лежите смирно, мадам, может так мне удастся что-то сделать…»

Воспоминания были гадкими. И чтобы избавиться от них, Лиля поступила, как все женщины.

Разозлилась.

– Насиловать женщин? Какая доблесть!

Сказано было едко и насмешливо. Барон аж подскочил на месте от возмущения.

– Ваше сиятельство! Это шильда!

Лиля посмотрела на него, как на разновидность мокрицы.

– Доказательства?

– Она сама призналась!

– И сама кого-то изнасиловала? – Джерисон понял, что еще пара минут, и его жена глаза мэру выцарапает, пришлось вмешаться. – Сама кинулась, сама себе синяков наставила…. Какие интересные синяки, благородный граф встал из кресла и одним пальцем приподнял подбородок задрожавшей, как осиновый лист девушки. – Да, ее держали за горло.

– Она сама все сделала! – взвизгнул барон, понимая, что история трещит по швам. – Сами ее спросите!

– Что вы, – медом в голосе господина графа можно было королевскую поварню на год обеспечить. – Мы ничего спрашивать не будем, мы доставим сюда ее отца. И у него спросим.

– Я… я против! – рявкнул мэр.

Джерисон пожал плечами.

– Я – граф Джерисон Иртон. Я племянник его величества. Если через полчаса я этот городишко запалю с восьми концов, я даже отвечать за это не буду. А если некий очень умный барон незадолго до этого подавится моим клинком…

Намек был понят.

Полным дураком барон не был, а потому кивнул клеркам, но Джес покачал головой.

– Э, нет. За мастером пойдут мои люди… где он?

– У меня. Под замком.

Граф кивнул.

Это в столице был Стоунбаг, было и еще несколько тюрем, хоть для простонародья, хоть для благородных, а в провинции с этим было проще. Пристраивали к магистрату пару сараев, или подвал оборудовали под это дело. Долго все равно там никто не сидел.

Кого-то определяли на виселицу, кого-то на рудники, на галеры… Содержать преступников за счет государства? Здесь такое и в голову никому не приходило, ладно еще аристократов, но всякую чернь?

Денег в казне – нет! Пусть либо сдохнут, либо пользу приносят!

Олаф, второй из вирман, исчез за дверью.

Лиля встала из кресла и подошла к девушке.

– Ты действительно шильда?

– Да, госпожа.

– Посмотри на меня?

Девушка медленно подняла глаза. Лиля еще раз вздохнула про себя. Встречается же такая красота… но вслух она сказала нечто иное.

– Почему зрачки не вертикальные?

Мэр аж слюной подавился.

– Ва… кха! Ше… сиясь…

– У шильды должны быть вертикальные зрачки! – Лиля говорила даже возмущенно. – А тут – нет?

– Правда, мам! – Миранда подключилась к игре, понимая, что сейчас не получит по попе за вмешательство. – Где зрачки?

– Зрачки нормальные. Насиловать… девочка, ты кого изнасиловала?

Увы, на этот вопрос тоже ответа не было.

Кто бы и чем не угрожал девушке, но такого они не предусмотрели. Максимум, чего ожидали от Лилиан – это потыкать в сторону шильды пальчиком, громко повизжать в испуге и спрятаться за спину мужа. Но уж точно не допроса.

– Милый, я разочарована, – Лилиан развела руками. – Вы мне обещали шильду, а это какая-то сопля.

– Мне это тоже интересно, – прищурился Джерисон. – Где настоящая шильда?

– Я настоящая, – прошептала девчонка.

– Ха! – высказалась Мири. – Врешь ты все!

Джерисон исподтишка показал дочери кулак. Мол, не зарывайся, по попе дам!

– Виконтесса Иртон, извольте не вести себя, как площадная девица.

– Папа, но она врет, врет, врет!!!

– С этим мы еще разберемся. И разъясним.

Не успели.

В комнату вошел Олаф с мужчиной явно эввирской наружности.

Мастер Шмульц оказался седовласым стариком неопределенного возраста. Грязные патлы спутались серыми сосульками, на лице видны синяки, одежда, некогда дорогая и хорошая, изодрана…

– Дочка!

– Папочка!!!

Удержать эввиров не смогли бы и решетки. Друг к другу они кинулись так, что стражников в стороны снесло и по углам припечатало.

Девушка рыдала на груди у отца, и лепетала что-то, старик гладил ее по волосам и явно утешал, мэр попробовал было что-то вякнуть, но Джерисон посмотрел так ласково, что барон промолчал.

Ссориться с племянником короля?

Своя шкура, она ближе к телу и дорога хозяину.

Совершенно внезапно эввир отпустил девушку, и упал на колени, протягивая руки к графу.

– Умоляю о милосердии! Мы невиновны!

Джерисон вскинул брови.

– Да неужели?

– Вина моей дочери в том, что она красива! И ее захотел пастер Моллер. Рута отказала, и пастер сказал, что она еще пожалеет. Не прошло и месяца, как ее объявили шильдой. Нас безвинно схватили и бросили в тюрьму.

– Я же говорила, что зрачки не вертикальные, – хмыкнула Лиля.

Джерисон перевел взгляд на мэра.

– Что вы скажете, достопочтенный?

Барон покраснел, побледнел, и возмущенно топнул ножкой. Неубедительно.

Речь тоже была неубедительной и сводилась к тому, что верить эввирам – нельзя. Никогда, никак, нигде…

Лилиан все было понятно.

Маленький город, три кита, три столпа – власть, деньги, церковь. Или храм, как здесь.

Если эти трое работают согласовано, город процветает. Но и так – дружить стараются. Удобно же. Мэр, к примеру, ворует, купец из присмотренных пускает эти деньги в оборот, а прикормленный пастер уверяет паству, что плохо им живется не из-за воровства мэра, а из-за их тяжких грехов.