сумели, господь с вами, идите в милицию как к представителям власти и заявите, что вас ограбили. На этом и успокойтесь. Ну, а если не убежали и вас притом грабители намеревались убить, то можно, пожалуй, и защищаться. Но не дай бог, раните кого-то или, тем более, убьете… На суде надо еще доказать, что вы не баран. Иначе припишут умышленное убийство. Получите срок — и дело с концом… Такова се ля ви!

Дон Роберт схватился от смеха за живот.

— Господи, так можно дойти до умопомрачения!

— Можно, — холодно согласился Ахмет Борисович. — Годы идут, а что изменилось? То же пещерное, на неандертальском уровне понимание… В правоохранительных органах бывают неглупые люди. Как мне было известно, они составили проект, где все оружие разделили на виды… К самообороне отнесли газовые пистолеты, дубинки с электроразрядниками… Смешно! Конечно, смешно, если все это осталось на министерских бумагах. На Западе в магазинах оружия сотни кольтов и вессонов — покупай, что душе угодно… И стоит дешево.

— Честно говоря, — усмехнулся, потеплев, дон Роберт, — возникни эта необходимость, мы сумели бы развернуть такую сеть магазинов… Кольтами затопили бы всю Россию!

Дон Роберт в мыслях ушел в себя. В такие моменты, когда он уходил в себя, на него налетала раздражительность, словно его глубоко мучили неразрешимые вопросы бытия.

— В этом наглом мире кольт, пожалуй, единственный друг, который уж никогда не продаст, — поморщившись, неожиданно заметил дон Роберт, строго из-под бровей взглянув на Ахмета Борисовича. Он как бы ждал от него подтверждения своим мыслям.

Тот невозмутимо, покорно выслушал шефа и, словно не желая раскрывать всех своих карт, уклончиво ответил:

— Жизнь сложна, и в этом мире трудно разобраться без пол-литра. Кольт, конечно, защитит, но он не снимет сердечной боли.

Дон Роберт удивился; думали они об одном и том же. Дело касалось Харитона, бригадира-рэкетира, которому дон Роберт доверял многое, но поступившие сведения о сексотстве возбудили в нем к Харитону недоверие и даже злобу.

Впрочем, прямых доказательств не было, но источник был вполне надежный… Харитона, опекавшего игровые притоны, подозревали в связях с конкурентами. Дон Роберт, в таких делах щепетильный, больше всего боялся утечки секретной информации; бывало, еще отец его говаривал: у кого в руках информация, у того и власть. К тому же он был уверен, что нет более тяжкого предательства, чем сексотство…

Когда дону Роберту доложили, что Харитон — сексот, он поверил не сразу: может быть, бригадира просто хотят подставить? Но, поразмыслив и подключив Ахмета Борисовича (другим пока ни слова), он вдруг нащупал след.

Перебрав в уме тех, кто всегда «держал руку» Харитона, дон Роберт по цепочке вышел на Костю Грека…

— Я иногда даже себе не доверяю, — возмущался, сузив глаза, дон Роберт. — А уж Харитону доверял… Благодаря Косте Греку. Вот ведь как можно наколоться!

Ахмет Борисович не торопился с выводами, потому и не возмутился, и не бросился в преждевременную подозрительность. Харитона наверняка опорочили, заведомо зная неуравновешенный и вспыльчивый характер дона Роберта: авось клюнет…

Он немного успокоил дона Роберта и предложил выждать; тем не менее они решили тихо и спокойно провести проверку; о Косте Греке молчали, словно боялись высказать друг другу новое, еще более неприятное подозрение.

Зная мнительность шефа, Ахмет Борисович сглаживал: в их деле нельзя быть слишком подозрительным — так можно растерять самых верных людей.

Дон Роберт редко шел против Ахмета Борисовича, но когда прилив желчи побеждал, он, взбешенный, надменно повторял всем:

— Мафиози в Японии поступают по справедливости. Провинился и хочешь доказать свою верность или невиновность — отруби себе половину мизинца в знак преданности, и я без всякого поверю.

Ахмет Борисович хитро повернул разговор в русло сверхскоростных истребителей, тем самым сняв накал с дона Роберта — Харитон никуда не денется!

— Доллары нам не помешают, — успокоительно заметил дон Роберт, — но думаю, что эта авантюра недолгая, пока Союз раскупают и растаскивают по потрохам… За посредничество тридцать пять процентов… Нормально?

— Достаточно. А там будет видно. А вот с этой бабой Сомову надо помочь.

— Она все сидит в предвариловке? А я думал, что ей давно пришили срок.

— Единственный выход у Сомова: убрать.

Дон Роберт поморщился, жевал губами, пока не зазвонил телефон.

— Что, милый?

— Па, ты когда будешь дома? — Свежий юношеский голос Павла встряхнул дона Роберта. — Па, ты мне нужен, я с тобою должен поговорить…

— Вот, все хотят со мной поговорить, — кокетливо сказал дон Роберт. — Опять какие-нибудь тряпки и деньги. Ах, эти дети! Особенно когда они любимы.

Ахмет Борисович понял: говорить о Сомове нет смысла.

33

Павел не зря позвонил отцу. И не только потому, что поссорился с сестрой, которая в последнее время была невыносима; конечно, Эльмиру отец взял в руки и ей, как думал Павел, не давали развернуться. «Ну и хорошо, — решил Павел. — На одну сучку меньше, того и гляди притащит в дом «венеру».

Эльмира ощетинилась и по-своему реагировала на отца:

— Все вы, мужики, черствые, тупые.

— А тебе одного негра мало?.. Подавай араба?

Эльмира злилась и плакала.

— Ну и сиди в этой дыре с папочкой. Занимайся онанизмом.

— Занимался и занимаюсь, — в тон ей ядовито отпарировал брат, — подумаешь, чем гордится. Шлюха!

Но не ссора с сестрой мучила Павла. Терзала его расхлябанность, неспособность взять себя в руки. Напрасно он в своей комнате над письменным столом повесил дурацкий плакатик: «Сделай дело — гуляй смело!» Не помогало. По-прежнему науками занимался вяло, книги валились из рук, а репетитор по английскому, потеряв терпение, с обидой сказал:

— Вам, юноша, я бы посоветовал поразмышлять вот над чем: а легко ли быть человеком?

Человеком быть ему легко. В школе на перемене гонял футбол, иногда с пацанами фарцевал, бегал на дискотеки и ругался дома с матерью — беззаботное время, разве мать пригрозит, что пожалуется отцу на его «безобразия».

Репетитор убеждал, что «так» английский не пойдет… Английский требует чувственного слуха и труда. Он же нетрудоспособный.

В школе все помешались на бизнесе. Им бредили, в него верили, как в бога. Полшколы уже ходили «крутые», чуть ли не все в богачах — разговоры шли не на рубли, а на тысячи и миллионы…

Павлу приходила иногда мысль, что это детский самообман — ну, какой там «изначальный капитал» на фарцовке? Пена одна… Мыльный пузырь, лопнет со временем — и все. Но зараза тащила всех, тащила и его… Как-то сосед по парте предложил «сорвать куш» на какой-то фирме. И он попался на крючок: субботу и воскресенье продавал