совсем не похожего на народное ополчение, из которого складывалась типичная фаланга. Этот случай указывал на усложнение и развитие греческого военного дела, которые ускорились в ходе Пелопоннесской войны и результаты которых вскоре были переняты другими государствами.

В то время как Пагонд уже начал спускаться с холма, Гиппократ со своей речью, которую приходилось повторять несколько раз, чтобы ее могли услышать все воины, достиг только середины строя. Находясь в правом крыле своего войска, он быстро сообразил, что сумеет обойти вражескую фалангу слева. Он, вероятно, заметил также, что овраги по обеим сторонам поля битвы будут стеснять численно уступавших противнику всадников и легковооруженных воинов на флангах, и потому приказал своим бойцам бегом штурмовать холм.

Почти сразу же правое крыло афинян обратило в бегство левый фланг беотийцев, который составляли воины из Феспий, Танагры и Орхомена. На противоположном краю дела у фиванцев шли немногим лучше, ведь несгибаемые афиняне отступали медленно, шаг за шагом, не ломали строй и не бежали. Страшная угроза повисла над беотийцами, и великая надежда заронилась в сердца афинян: теперь, если ничто не изменит порядка вещей, афинское правое крыло сомнет беотийское левое, прежде чем правый фланг беотийцев совладает с левым афинян. Тогда беотийцев зажмут в тиски; беотийская армия бросится бежать и, видимо, будет истреблена.

Но как раз тут Пагонд продемонстрировал весь свой тактический гений и переломил ход сражения. Он переправил два эскадрона кавалерии с правого фланга за холм, устранив их из поля зрения афинян. Их появление посеяло панику среди побеждавших афинян: те решили, что еще одна, совершенно новая армия атакует их с тыла. Импульс афинского наступления был погашен, а фиванцы получили время на то, чтобы прорвать строй противостоявших им афинян и обратить их в бегство. Афинская армия превратилась в улепетывающее стадо, травимое беотийской и локридской конницей. Лишь с наступлением ночи резня была прекращена. Когда после длительных и сложных переговоров афинянам наконец позволили собрать тела погибших, они обнаружили, что, помимо множества легковооруженных воинов и мирных граждан, потеряли почти 1000 гоплитов и самого Гиппократа – то были самые тяжелые потери со времен Десятилетней войны. Чтобы уничтожить афинскую крепость, беотийцы соорудили нечто вроде гигантского огнемета, который должен был поджечь стены и выкурить из них защитников; беспрецедентная война способствовала развитию новых технологий для решения военных задач.

Не многие из древних битв пользовались большей известностью в Античности, чем сражение при Делии, – главным образом потому, что в нем участвовали Сократ (в качестве гоплита) и Алквиад (в коннице). Пагонд проявил на поле боя исключительные дарования полководца, а его стратегические новшества намного опередили время. Столкновение имело и серьезные политические последствия. Тщетность афинских попыток вывести Беотию из войны способствовала сохранению Пелопоннесского союза на лоне, казалось бы, невозможной победы. В Афинах поражение и тяжелые потери привели к ослаблению наступательной партии и оказались на руку тем, кто склонялся к мирным переговорам. Критикующие осуждали Афины за стратегию, которая привела к катастрофе при Делии: одни – за ее агрессивность, чуждую Периклу, другие – потому что она предпочитала сложное, окольное наступление прямому. Однако к 424 г. до н. э. следование стратегии Перикла было уже нецелесообразным, а появление новой – неизбежным; стратегия же навязывания открытого сражения не подходила армии, уступавшей неприятелю в численности и боевом духе.

В конечном счете решение афинян попытаться обезвредить Беотию было верным; они были правы и в том, что, учитывая превосходство противостоявшей им коалиции в гоплитах, коннице и легковооруженных воинах, полагались на неожиданность и принцип «разделяй и властвуй». К тому же риски исходного плана были невелики. Демосфен рассчитывал высадиться в Сифах лишь после того, как восстание обеспечит безопасность такой высадки; не было у афинян и намерения сражаться против мощной армии при Делии или где-либо еще. Они знали, что, если в этих землях что-то пойдет не по плану, дорога домой по-прежнему будет свободной. Даже когда заговор уже был выдан, а синхронность операций – нарушена, катастрофы при Делии можно было бы избежать, если бы Гиппократ отступил, а не ввязался в бой. Немного удачи – и вся кампания привела бы к ценнейшей победе, но в 424 г. до н. э., после заметной серии успехов, удача отвернулась от Афин.

ГЛАВА 14

ФРАКИЙСКАЯ КАМПАНИЯ БРАСИДА

(424–423 ГГ. ДО Н.Э.)

В середине августа 424 г. до н. э., еще до провального вторжения афинян в Беотию, Брасид начал склонять чашу весов на сторону Спарты другим, более отчаянным предприятием: он повел армию на север, во Фракию, посягая тем самым на единственно доступную для нападения часть Афинской державы. (Это была та самая армия – 700 илотов с гоплитским снаряжением и 1000 гоплитов-наемников с Пелопоннеса, – которая случайно соединилась у Коринфа, когда афиняне атаковали Мегары, и позволила Брасиду спасти город.) К 424 г. до н. э. афинские нападения на Пелопоннес со стороны Пилоса и Киферы стали нестерпимыми, и спартанцы были готовы на все, чтобы облегчить свое положение. План Брасида позволил им избавиться от 700 смелых и крепких илотов в пору, когда афиняне и мессенцы в Пилосе поощряли дезертирство, при этом единственным спартиатом, которым они рисковали в этом походе, был их командир. Их главной целью был Амфиполь, город, полный стратегически значимых материалов и источников богатства – древесины, золотых и серебряных рудников, – а также ключевой опорный пункт, с которого можно было контролировать как навигацию по реке Стримон, так и путь на восток, к Геллеспонту и Боспору, которым шли корабли с жизненно важным для Афин зерном (см. карту 16).

Однако путь к Амфиполю и другим афинским владениям в Македонии и Фракии был опасен. Между ними и новой колонией Спарты в Гераклее лежала связанная с Афинами союзом Фессалия – обширная равнинная местность, по которой армия, состоявшая из гоплитов, не смогла бы пройти спокойно, если бы ей бросила вызов блестящая фессалийская конница. Кроме того, в Северной Греции спартанцам не хватало единомышленников, которые могли бы снабдить их войсками. И все же Брасиду не терпелось предпринять нападение, тем более что события 424 г. до н. э., казалось, предоставляли для этого благоприятный случай: боттиеи и халкидяне, бунтовавшие против Афин еще с 432 г. до н. э., и царь македонян Пердикка, который, хотя и заключал время от времени мир или союз с Афинами, в душе не переставал быть их врагом, предложили спартанцам послать армию во Фракию. Восставшие опасались, что осмелевшие афиняне вскоре выступят против них с карательным походом, а Пердикка был втянут в личную ссору с царем линкестов Аррабеем и хотел заручиться помощью спартанского войска. Поскольку можно было не сомневаться в поддержке спартанской кампании со стороны враждебных Афинам греческих городов на северо-востоке, Брасид сумел убедить свое руководство одобрить его план.

Первые трудности поджидали спартанцев в Фессалии, где простой народ симпатизировал Афинам; кроме того, никто из греков не желал, чтобы чужая армия маршем проходила по его территории. Как пишет Фукидид, «если бы фессалийцы не находились под властью крайней олигархии, а скорее по древнему обычаю придерживались "исономии"[16], то Брасид никогда бы не прошел через их страну» (IV.78.5–6). Спартанские соратники из Фарсала прислали им проводников, и дипломатический дар и ум Брасида позволили им прибыть в Фарсал. Оттуда фессалийская охрана провела их по остатку пути к землям Пердикки.

Узнав, что Брасид прибыл на север, афиняне объявили Пердикку своим врагом и стали пристальнее следить за подозрительными союзниками. Чтобы сохранить благорасположение Пердикки, Брасид согласился присоединиться к его атаке на соседей, но вскоре между ними случилась размолвка. Брасид принял предложение Аррабея выступить третейским судьей и отказался от участия в сражении, чем сильно раздосадовал македонского царя. В ответ Пердикка сократил свое подкрепление с половины до трети от общего числа Брасидовых сил.

Брасид посчитал, что удачной базой для нападения на Амфиполь станет город Аканф на Халкидском полуострове, и в конце августа привел туда свою армию (см. карту 16). Хотя город был расколот партийными распрями, он не пытался взять его штурмом или прибегнуть к помощи предателей; вместо этого он решил убедить его жителей подчиниться. Фукидид, не то с прелестной иронией, не то с нарочитым пренебрежением, говорит о нем: «Он был неплохой оратор для лакедемонянина» (IV.84.2). Аканфяне позволили ему войти в свой город одному, без сопровождения. Вначале он в мягких выражениях описал им роль Спарты в освобождении греков, пообещал сохранить за городом автономию, не оказывать предпочтения никаким партиям и защитить горожан