казалось удачным достижением всех этих целей. Однако вскоре после возвращения в Афины они были обвинены в получении мзды, которая-то и заставила их отступить с открытой для покорения Сицилии. Такие обвинения часто выдвигались против неудачливых командиров или даже тех, чьи успехи оказывались не столь велики, как ожидалось. Стратеги действительно могли принять какие-то подарки от сицилийских друзей, но свидетельств взяточничества не было. Тем не менее все они были осуждены: Софокл и Пифодор – на изгнание, а Евримедонт – на выплату штрафа. Фукидид объясняет приговор следующим образом: «Так, ослепленные своими удачами, афиняне надеялись достичь не только возможного, но и недоступного, лишь применяя бóльшие или меньшие средства. Причиной этого были неожиданные почти повсеместные успехи, которые внушили афинянам великую самоуверенность» (IV.65.3).

К 424 г. до н. э., после побед при Пилосе, Сфактерии, Мефане и Кифере, ожидания афинян сильно возросли, и оптимизм, который они испытывали, вполне мог быть излишним. И все же у них были причины для недовольства действиями стратегов. В 427 г. до н. э. первая экспедиция на Сицилию из двадцати кораблей сумела предотвратить победу Сицилии, взять Мессину, добиться поддержки со стороны сицилийских греков и местных сикулов и возбудить среди жителей острова такой энтузиазм, что они направили в Афины посольство с просьбой о дополнительной помощи. Несложно понять, почему в 424 г. до н. э. афиняне столь охотно верили, что еще сорок кораблей привели бы войну на острове к скорому и благополучному концу. Нетрудно вообразить и их изумление, когда новые стратеги объявили о завершении конфликта на основании тезиса «Сицилия для сицилийцев» – все-таки это был лозунг лидера сиракузских аристократов – и о том, что союзники от них фактически отказались. Афинян не стоит винить в их подозрениях, что за призывом Гермократа скрывался совсем иной замысел – «Сицилия для сиракузян», как и в их опасениях, что Сицилия, объединенная под эгидой дорийцев, сдружится с врагом. Можно простить их и за то, что они полагали, будто Сицилию, почти полностью захваченную экспедицией из двадцати кораблей, нельзя было бы потерять силами шестидесяти.

Софокл, Евримедонт и Пифодор в самом деле проявили минимум инициативы и добились очень немногого. Задержавшись у Пилоса, они позволили спартанскому флоту с Керкиры обойти их и прибыли на Сицилию слишком поздно для достижения чего-либо существенного: продолжительная блокада, в которую их в итоге втянули, заняла бóльшую часть лета. Проявив должную бдительность, они смогли бы высадиться на Сицилии раньше, и события сложились бы совсем по-другому. В подобных обстоятельствах любой мог бы посчитать своим долгом сместить командира. И все же в данном случае реакция афинян выглядит хоть и небезосновательной, но все же чрезмерной.

НАСТУПЛЕНИЕ НА МЕГАРЫ

Летом 424 г. до н. э. Афины почти окончательно отвернулись от стратегии Перикла, проведя несколько агрессивных операций против своих соседей с целью лишить спартанцев их важнейших союзников и полностью обезопасить Аттику от вторжения. В июле они попытались взять под свой контроль Мегары и положить конец угрозе нападения со стороны Пелопоннеса. Ни один народ не пострадал с начала войны больше мегарцев, ведь Мегарское постановление лишило их торговли в Эгеиде, а афинская армия из года в год подчистую разоряла их земли. Захват Афинами Минои в 427 г. до н. э., в результате которого ни одно судно не могло проскользнуть из гавани Нисеи в Саронический залив, затянул петлю еще туже. Возникшие тяготы привели к партийной борьбе, в ходе которой группа демократов сумела отправить крайне олигархический режим в изгнание. Спарта и ее союзники, в большинстве из которых правила олигархия, с опасением отнеслись к новой власти и разместили в Нисее собственный гарнизон, который должен был наблюдать за мегарцами; мегарских же изгнанников поселили на месте Платей. Через год эти олигархи вышли из Платей и захватили Паги – западный порт Мегар, расположенный на побережье Коринфского залива, – тем самым перекрыв Мегарам последний выход к морю (см. карту 4). К 424 г. до н. э. мегарцы могли получать продовольствие и прочие припасы лишь по суше с Пелопоннеса при содействии Коринфа, но, так как союзники недолюбливали мегарских демократов и относились к ним с подозрением, они были не слишком расположены к сотрудничеству.

Столкнувшись с таким давлением, мегарцы призвали из Паг изгнанников, надеясь положить конец их нападениям и вновь начать использовать свой западный порт. Тем временем лидеры демократической партии, боясь, что возвращение их недругов приведет к восстановлению в Мегарах олигархии и обречет на казнь или изгнание их самих, замыслили сдать свой город Афинам. Вместе с афинскими стратегами Гиппократом и Демосфеном они разработали план, согласно которому афинянам предстояло взять длинные стены, соединявшие Мегары с Нисеей, и тем самым отрезать от города пелопоннесский гарнизон; затем демократы должны были совершить предательство в самих Мегарах. Если бы этот план увенчался успехом, Мегары присоединились бы к Афинскому союзу и ежегодные вторжения, торговое эмбарго и блокада были бы прекращены. При помощи афинян мегарцы могли бы выбить изгнанников из Паг, вернуть себе оба порта и достичь прежнего процветания; они также могли бы укомплектовать форты на своих южных рубежах, навсегда обезопасив Мегариду от пелопоннесцев.

С точки зрения демократических лидеров, которым грозила неминуемая гибель, преимущества этой схемы легко перевешивали любые негативные соображения, но большинство мегарцев считали иначе. Мегарцы и афиняне враждовали по меньшей мере с конца VI в. до н. э. Их «брак по расчету» в годы Первой Пелопоннесской войны закончился тем, что мегарцы вырезали афинский гарнизон, а межвоенные годы были ознаменованы пограничными спорами, обвинениями в святотатственных убийствах и принятием Мегарского постановления. Союз с заклятым врагом, пусть и выгодный, был все же слишком непопулярным для того, чтобы мегарцы на него согласились. Вот почему демократическая фракция не могла предложить его публично и была вынуждена тайно сговариваться с афинянами.

Афинский план захвата Нисеи был сложным и рискованным. Ночью Гиппократ отплыл из Минои с 600 гоплитами и укрылся во рву близ стен. Одновременно с этим Демосфен, прибыв по суше из Элевсина с некоторым количеством легковооруженных платейцев и небольшим отрядом афинских гоплитов, устроил засаду у Эниалия, ближе к Нисее. Их успех зависел от внезапности и секретности; «в эту ночь их не заметил никто, кроме тех, кого это непосредственно касалось» (IV.67.3).

В то же самое время мегарские демократы готовились исполнить свою роль в этом трехстороннем нападении на стены. Каждую ночь пелопоннесцы позволяли им открывать ворота Нисеи и выкатывать на повозке небольшое судно, якобы предназначенное для атаки на афинские корабли, после чего судно возвращалось в город. В условленную ночь они должны были впустить спрятавшихся афинян внутрь городских стен через те же ворота.

В час икс мегарские предатели перебили охрану, и Демосфен провел своих людей через ворота Нисеи. К рассвету длинные стены находились в полном распоряжении афинян, и в назначенное время 400 афинских гоплитов и 600 всадников прибыли на место, чтобы укрепить позиции.

Даже теперь мегарские демократы не решились призвать к смене союзников в открытую, а вместо этого пошли на чудовищный обман своих соотечественников: они предложили мегарцам выйти из ворот и атаковать поджидавшую их афинскую армию. Себя заговорщики собирались пометить отличительными знаками, чтобы афиняне пощадили их в бою; остальных же предполагалось убить, если те не сдадутся в плен. Однако одному из зачинщиков показалось, что такое предательство переходит уже все возможные границы, и он выдал заговор олигархам, которые, в свою очередь, убедили остальных мегарцев не открывать ворота. Если бы демократы все же открыли их, афиняне захватили бы город прежде, чем спартанцы сумели бы оказать ему военную помощь.

У афинян оставалась еще одна перспектива: вынудить сдаться Мегары, но тут, как назло, явился Брасид, которого весть о событиях в Мегарах настигла близ Коринфа и Сикиона, где он собирал войско для другой цели. Он послал в Беотию за подкреплениями для своей армии из 3800 союзников и нескольких сот спартанцев, при помощи которой он рассчитывал спасти Нисею. Не успев поучаствовать в судьбе Нисеи, он повел 300 воинов на защиту Мегар.

Однако мегарцы не желали впускать его. Демократы знали, что спартанцы погубят их и вернут к власти изгнанников из олигархической партии; друзья и однопартийцы самих этих изгнанников боялись, что прибытие спартанцев развяжет гражданскую войну, которая позволит афинской армии взять город. Обе стороны предпочли дождаться исхода боя, который, как они полагали, должен состояться между афинской и пелопоннесской армиями.

Беотийцы понимали, что контроль Афин над Мегаридой отрежет их от Пелопоннеса и сделает их земли доступными для нападения, а потому отправили Брасиду 2200 гоплитов и 600 всадников. Теперь не более