сделано до истечения двадцатидневного срока, как и обещал Клеон. Потери афинян были немногочисленны. «Обещание Клеона (сколь оно ни было безрассудно) действительно было выполнено» (IV.39.2), – отмечает Фукидид.

Такой исход стал для греческого мира настоящим шоком. «Ни одно из событий этой войны не было для эллинов столь неожиданным, как это» (IV.40.1), ведь никто не мог поверить, что существует способ заставить спартанцев сдаться. Афиняне снабдили форт Пилоса гарнизоном, а мессенцы из Навпакта послали туда отряд, который стал использовать Пилос в качестве базы для набегов на спартанские земли. Кроме того, туда начали сбегаться илоты. Афиняне грозились казнить пленников в случае, если спартанцы вновь вторгнутся в Аттику. Встревоженные спартанцы не раз отправляли послов с целью договориться о возвращении Пилоса и пленников, но все было безрезультатно.

Вал благодарности обрушился в Афинах на Клеона, ставшего героем дня (Демосфен, по-видимому, остался в Пилосе следить за сохранностью форта). Народное собрание присудило ему высшие афинские почести, в пританее его кормили за счет полиса, как если бы он был победителем Олимпийских игр, а кроме того, он получил почетное место в первых рядах театра. Через пару месяцев собрание постановило пересмотреть налоги в державе, подняв те из них, что возлагались на союзников Афин. Большинство ученых справедливо считают, что за этим шагом стоял Клеон: на это указывают его жесткие взгляды относительно державных подданных и то господствующее положение в афинской политике, которое он занимал в тот период. С середины лета 425 г. до н. э. и по меньшей мере до весны 424 г. до н. э., когда Клеона избрали стратегом, он был первым человеком в Афинах, и любой закон, который он поддерживал, имел все шансы быть принятым на собрании без каких-либо возражений.

Пересчет налогов должен был помочь афинянам в изыскании средств для ведения войны. Их общая сумма, похоже, составила 1460 талантов, что более чем в три раза превышало предыдущие нормы. Новый указ также обеспечивал строгий и эффективный процесс сбора денег, распространив его на те регионы, которые уже какое-то время не вносили налогов, а также на те, которые, как остров Мелос, вообще никогда их не платили. До событий в Пилосе и на Сфактерии, поднявших престиж Афин и унизивших Спарту, некоторые из этих мер по увеличению доходов афинской казны могли бы показаться слишком рискованными. Они отражали решимость Клеона восстановить державу в полном объеме, править ею железной рукой и постараться выжать из нее максимум выгоды. Афиняне сильно нуждались в деньгах, и великая победа, одержанная Клеоном, позволила Афинам потребовать их.

Тем же летом Никий вместе с еще двумя стратегами, имена которых остались неизвестны, отправился в поход. Древние авторы не объясняют, что являлось его целью. С войском, состоявшим из 80 кораблей, 2000 афинских гоплитов, 200 конных воинов и отряда союзников, они вторглись на территорию Коринфа. Войско высадилось у селения Солигея, километрах в девяти от Коринфа, однако коринфян предупредили о нападении. Коринфские гоплиты атаковали афинян, но были разбиты: они потеряли в битве 212 человек при всего 50 убитых со стороны афинян. Афиняне установили трофей, но не смогли воспользоваться плодами победы, так как на помощь своим бросились немолодые коринфяне, которые до этого оставались в городе. Никий принял их за подошедшие подкрепления пелопоннесцев и поспешил отступить к кораблям.

После этого афиняне по морю направились к коринфскому городу Кроммиону, опустошили прилегающие к нему земли, но не стали штурмовать сам город. На следующий день они сделали остановку у Эпидавра, а затем отплыли к Мефане – полуострову, расположенному между Эпидавром и Трезеном. Узкий перешеек полуострова Никий перегородил стеной и оставил там гарнизон, который стал совершать набеги на находившиеся в непосредственной близости земли Трезена, Галией и Эпидавра. Кажется, это предприятие и было основной целью похода. Возводя укрепление в восточной части Пелопоннеса, афиняне, вероятно, вдохновлялись успехом под Пилосом на западе. Нападения с базы на Мефане могли заставить такие города, как Трезен и Галиеи, перейти на сторону Афин, и, быть может, афинянам даже удалось бы страхом или штурмом подчинить себе Эпидавр, а затем и принудить к союзу Аргос. В пьянящие дни после Пилоса и Сфактерии все казалось возможным.

Афиняне не оставляли активных действий и на западе. Софокл и Евримедонт повели свой флот от Пилоса к Керкире, где сторонники олигархии на горе Истона по-прежнему досаждали афинским друзьям-демократам в городе. Прибытие флота резко изменило ситуацию, и вместе со своими союзниками афиняне взяли укрепление на горе и заставили олигархов сдаться, но только афинянам и с условием, что судьбу их определят в Афинах. Пленников ради их собственной безопасности разместили на соседнем острове, но демократическая партия на Керкире жаждала крови. Ее сторонники хитростью подтолкнули олигархов к попытке побега, после чего афиняне, заявив о нарушении перемирия, передали пленников в руки их смертельных врагов. Те, кого не убили сразу с величайшей жестокостью, совершили самоубийство, а их женщины были проданы в рабство. Софокл и Евримедонт не стали препятствовать этим ужасным зверствам. «Таким образом, керкиряне с горы были перебиты народом, и долгая междоусобная борьба закончилась, по крайней мере на время этой войны; остатки олигархической партии больше уже не имели значения» (IV.48.1).

До окончания сезона боевых действий союзники афинян одержали еще одну победу на северо-западе. Гарнизон Навпакта вместе с акарнанцами при помощи предателей в городе – как это часто бывало во время осад в Греции – овладели Анакторием, после чего акарнанцы изгнали оттуда коринфян и сами заселили город. Коринфяне тяжело восприняли потерю Анактория, поскольку она наносила ущерб их и без того тающему авторитету в этом важном регионе.

На протяжении всей войны обе стороны пытались заручиться поддержкой «варваров», наиболее значимыми из которых были персы. В комедии Аристофана «Ахарняне», написанной в 425 г. до н. э., есть забавная сцена, в которой посланник Великого царя, «Царское око», вдруг появляется в Афинах. Из нее становится ясным, что афиняне поддерживали контакты с Персией, вероятно, с самого начала конфликта. Спартанцы также обхаживали персов, а их посольство к персидскому двору в 430 г. до н. э. было перехвачено афинянами. Зимой 425/424 г. до н. э. афиняне схватили еще одного гонца, который на этот раз направлялся в Спарту со следующим посланием от персидского монарха: «Царь не понимает, чего хотят лакедемоняне, так как все их послы, приезжавшие к нему, говорили разное; и вот, если они желают ясно объясниться, то должны с этим персом отправить к нему послов» (IV.50.4). Невнятность спартанских предложений, по всей видимости, проистекала из их нежелания отдавать греков Азии в руки персов, что, разумеется, не могло не быть минимальным условием персидской помощи, притом что сами спартанцы, по их собственным заявлениям, сражались за свободу греков. Афиняне попытались воспользоваться сложившейся ситуацией, отправив к Великому царю вместе с захваченным гонцом своих собственных послов. Но по прибытии в Эфес те узнали, что царь Артаксеркс умер, и посчитали, что сейчас неподходящее время для начала переговоров. До сих пор ни та ни другая сторона не могла твердо рассчитывать на персидскую помощь.

События 425 г. до н. э. коренным образом изменили ход войны. Застой был преодолен, и теперь афиняне имели преимущество на всех фронтах. Их финансовые затруднения в значительной степени разрешило новое налогообложение. Захват вражеского флота положил конец угрозе с моря и сделал безотрадными любые перспективы мятежа в приморских частях державы. Земли на северо-западе были очищены от неприятеля почти полностью. Непосредственная угроза персидского вмешательства отсутствовала, а кампания афинян на Сицилии гарантировала, что западные греки не станут помогать своим дорийским собратьям на Пелопоннесе. Наконец, захваченные на Сфактерии пленники находились под надежной стражей в Афинах, и это значило, что спартанцы не предпримут нового вторжения в Аттику. У афинян были все основания быть довольными собой, и теперь они жаждали окончательной победы. Вопрос состоял в том, с чего следует начать, и ответ на него зависел от того, как именно должна была выглядеть чаемая победа.

Те, кто готов был удовольствоваться заключением мирного договора, который обязал бы Спарту признать неделимость афинских владений и в доказательство этого вступить с Афинами в союз, предпочитали сдержанную стратегию. Они хотели бы избежать крупных столкновений на суше, удержать укрепленные базы на Пелопоннесе, а по возможности и создать новые и использовать эти укрепления для совершения набегов, деморализации и истощения противника – иными словами, продолжить или умеренно расширить изначальную политику Перикла.

Клеон и его единомышленники могли возразить, что такой мир