и осуждения преступников: грабеж незаконен (категоричное правило); если кто-то вламывается в дом и похищает чужое имущество, он виновен в тяжком преступлении (условное правило).

Эффект правил становится очевидным в психопатологии. Находящийся в глубокой депрессии индивидуум может интерпретировать все свои взаимодействия с другими людьми в соответствии с собственным категоричным убеждением: «Я хуже всех»; а параноик будет уверен: «За мной все шпионят». Эти общие, обобщенные убеждения становятся такими навязчивыми, что их применяют практически ко всем ситуациям. Подверженный тяжелой депрессии человек, одержимый чувствами неполноценности или непривлекательности, будет интерпретировать адресованную ему улыбку как знак того, что он вызывает жалость, любой нейтральный сигнал – как отчужденность, а хмурый взгляд – как выражение абсолютного неприятия и отвержения. Параноик может воспринять улыбку как коварную попытку манипуляции, а что-то нейтральное – как напускное безразличие. Поэтому можно сказать, что доминирование категоричных правил способно значительно искажать особенности конкретных ситуаций. Предвзятые убеждения депрессивных или параноидальных личностей продуцируют предвзятые, тенденциозные интерпретации реальности. Эти предвзятые убеждения и пристрастный образ мышления наблюдаются и в психопатологии, и в случаях межличностной вражды, и в конфликтах между группами людей.

Чрезмерно обобщенные и категоричные представления о чужаках или иностранцах могут привести к ошибочному восприятию дружественно настроенных незнакомцев как опасных или недружелюбных личностей (к «ложным срабатываниям»). В той степени, в которой категоричные убеждения относительно незнакомцев представляют собой смесь нашего эволюционного и культурного наследия и идиосинкразической истории приобретения жизненного опыта, мы предрасположены реагировать на незнакомых или просто чем-то отличающихся от нас людей как на чуждых нам и подозрительных. Например, дети в период раннего развития обычно реагируют на приближение к ним незнакомого человека с очевидной тревогой и беспокойством и, видимо, со страхом[88].

Даже несмотря на то, что большинство детей, становясь старше, перестают бояться незнакомцев, они могут сохранять в себе это категоричное убеждение в латентной форме, а оно может вызываться из глубины и задействоваться, когда дети столкнутся с иначе, «по-иностранному» выглядящими людьми, или когда услышат какой-то неприятный комментарий в свой адрес. На более сознательном уровне рефлекторное отторжение выглядящих по-другому людей проявляется ксенофобией – предрассудками и предубеждениями на этнической или расовой почве. И далее, более общие предвзятые представления о посторонних активизируются при конфликте с другими группами людей или нациями.

Как понять значение определенной комбинации посылаемых нам сигналов, например в случае, когда к нам подходит улыбающаяся продавщица? Интерпретируя то, что видим, мы опираемся на систему обработки информации, основанную на образах и воспоминаниях, а также на своих убеждениях. Визуальное впечатление о продавщице сопоставляется с шаблонными образами людей, которые хранятся в нашей памяти. Когда найдено соответствие между внешним объектом – например, улыбающимся лицом продавщицы – и подходящим шаблонным образом, происходит акт распознавания, в результате чего все ассоциирующиеся с этим образом убеждения и правила оказывают сильное влияние на интерпретацию ее мотивов.

Условные убеждения конкретизируют и модифицируют значения, порожденные процессом сопоставления. Воспоминания о конкретной личности, которая ранее показала себя склонной к обману и манипуляциям, могут затмить первоначальный образ улыбающейся женщины и отодвинуть на задний план общую веру в то, что «улыбающиеся люди дружелюбны». Ассоциированное с этими воспоминаниями правило – «не доверяй ей» – изменит нашу реакцию на ее улыбку и вызовет вопрос: «А не пытается ли она мною манипулировать?» В таком случае наше визуальное восприятие способно даже изменить смысл ее улыбки: вместо нейтрального или невинного характера нам может показаться, что она несет лукавство или даже коварство.

«Мог бы» и «должен был бы»

Одно из подспудных правил, которые мы применяем к собственным действиям и действиям других, касается наших ожиданий благоприятных результатов того, что мы делаем. Трюизмом является, однако, то, что мы в большей степени учимся на своих ошибках, чем на успехах, и особенно склонны пристально анализировать наши действия, когда все идет «не так». Задаваемые себе вопросы типа «Что происходит?», «Что можно было бы сделать по-иному?» или «Почему это не произошло?» могут привести к корректировке стратегии поведения, а именно – к определению и осознанию реальной последовательности событий и размышлениям об альтернативных действиях. Стратегия – важный элемент решения проблемы и «обучения на собственном опыте». Коррелируя результаты с действиями, мы закладываем основу для оценки и собственных действий, и действий окружающих. Так, если мы выбираем какой-то маршрут или план, можем захотеть узнать, приводил ли он ранее к желаемой цели, был ли наиболее эффективным из возможных.

Однако если мы не удовлетворены ходом событий, то чаще чувствуем, чем не чувствуем, внутреннее давление, направленное на выдвижение обвинения самих себя или других людей в том, что что-то пошло не должным путем – вместо того чтобы скомпенсировать нежелательный результат или извлечь хоть какую-то выгоду из получения (негативного) опыта. Мы сравниваем реально получившийся разочаровывающий результат с тем позитивом, что ранее себе представляли. Если какой-то другой ход событий мог бы привести к благоприятному результату, мы считаем, что должны были следовать этим курсом. А так как это не было сделано, нас следует упрекнуть.

Рассмотрим пример: покупатель стоит в ожидании своей очереди в магазине или на рынке. Поскольку большинству людей хочется, чтобы их покупки прошли через кассу поскорее и можно было бы уйти, они выбирают очередь, которая, по их мнению, двигается быстрее. Но, как все хорошо знают, это желание обычно и в конце концов оборачивается стоянием в очереди, которая затем воспринимается как самая медленная. Покупатель смотрит, как двигаются другие очереди и делает субъективный вывод, что они более быстрые. А когда он метнется в соседнюю, ему покажется, что новая очередь вдруг стала двигаться медленнее.

Типичный покупатель тогда может прокрутить у себя в голове другой, гипотетический сценарий развития событий, предположительно способный дать лучший результат. И тогда он обвиняет себя в том, что сделал неверный выбор: «Если бы я встал в другую очередь… Если бы не метался между очередями…» Интересно отметить, что нетерпение и фрустрация возникают в меньшей степени как следствие «того, что было» (время «потрачено впустую»), а в большей – из-за представления о том, что «могло бы быть». Мысль «я бы мог встать в другую очередь» быстро трансформируется в «я должен был встать в другую очередь», а это уже упрек, адресованный самому себе.

Мы в большей мере склонны придумывать альтернативный оптимальный сценарий и сравнивать его с реальными событиями, чем осознаём. Степень расхождения реального результата с ожидаемым влияет на глубину нашего чувства неудовлетворенности и разочарования. Значительная доля стресса, который испытывают люди, является результатом совокупного воздействия таких относительно незначительных реакций. Как следствие, они, люди, могут стать хронически раздражительными и неадекватно сильно и гневно реагировать на мелкие проблемы в