– наверное, по молодости и наивности – было не занимать. Он отправился на прием к секретарю райкома партии. Тот сам не решился принять решение. Пригласил начальника районного отдела НКВД. Общими усилиями муртинские партийно-государственные мужи пришли к мысли, что под наблюдением «товарища Барского» ссыльный профессор работать в районной больнице все-таки может.

Войно-Ясенецкого не стали зачислять в штат, но назначили ему ставку санитарки, предоставив для проживания маленькую комнатку в больничном здании рядом с кухней. Пошли будни: операции, консультации, беседы. Своей религиозности Войно-Ясенецкий не скрывал, но никому и не навязывал. Единственный в селе Михаило-Архангельский храм был взорван в 1936 году. В летнее время Лука рано утром уходил в ближайшую рощу, ставил на пенек небольшую складную иконку и долго молился. Бывало и так, что тамошние мальчишки по неведению и невежеству своему, а может, науськанные кем-то, разоряли место молитвы. Но… вновь и вновь Лука приходил, приводил все в порядок и – молился!

Через пару месяцев Войно-Ясенецкий более или менее окреп. Появились силы не только врачевать в больнице, но и продолжить научную работу – нужно было завершить новую, дополненную и исправленную, редакцию книги «Очерки гнойной хирургии». Он понимал, что труд будет неоценимым подспорьем врачам в военных госпиталях. Лука дал знать о себе и о своих заботах коллегам и родным в Ташкенте. Оттуда прислали так не хватавшие ему книги, журналы и даже множество историй болезней из гнойного отделения городской больницы.

Неожиданно в один из вызовов в муртинское ГПУ Луке объявили, что ему разрешено временно выехать в город Томск для работы в библиотеке медицинского факультета. Наверное, это был результат посланной епископом телеграммы маршалу Клименту Ворошилову с просьбой дать возможность закончить работу по гнойной хирургии, столь необходимую для военно-полевой хирургии. В Томске за два месяца Лука успел перечитать всю новейшую литературу по гнойной хирургии на немецком, французском и английском языках и сделал большие выписки из книг. По возвращении в Большую Мурту он вполне завершил новую редакцию книги «Очерки гнойной хирургии».

…С началом Великой Отечественной войны деревня потихоньку пустела, редко можно было встретить на улице мужчин призывного возраста. Призван был на войну и главврач Барский. В больнице не стало самых насущных лекарств, сестры были вынуждены стирать использованные бинты.

Не мог оставаться в стороне от происходящих грозных событий профессор Войно-Ясенецкий. Как быть, что делать? Эти вопросы встали перед хирургом-епископом. Он осознавал, что его опыт и знания могут быть использованы куда с большей пользой, чем в районной больнице, вдалеке от военных госпиталей. На память ему приходили дни работы в читинском госпитале, когда он был нужен и стране, и людям.

Первое, что он сделал, пришел на прием к первому секретарю Большемуртинского райкома партии П. Мусальникову. Тот потом вспоминал: «Он был у меня на приеме, когда началась война в 1941 г. Он пришел и заявил следующее: “Правительство правительством, но я русский человек, квалифицированный врач-хирург, могу предложить свои услуги и помощь в лечении раненых солдат и офицеров нашей армии”». Конечно, секретарь райкома, пусть и первый, такого рода вопросы решить единолично не мог.

Волнительное состояние, надежды и тревоги первых дней и месяцев войны хорошо передают письма Луки сыну Михаилу. В одном из писем он сообщал: «Я очень порывался послать заявление о предоставлении мне работы по лечению раненых, но потом решил подождать с этим до окончания моей книги, которую буду просить издать экстренно, ввиду большой важности ее для военно-полевой хирургии. В Мурте нашелся специалист-график… Он сделал мне прекрасные эскизы рисунков…»

В другом письме есть такие слова: «По окончании книги пошлю заявление в Наркомздрав и Бурденко, как главному хирургу армии, о предоставлении мне консультантской работы по лечению раненых…»[114]

Однако обратился Войно-Ясенецкий совсем в другую инстанцию. Он направил телеграмму председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинину (1875–1946), который своим решением мог приостановить (или даже прекратить) его ссылку и разрешить выехать в любой из указанных ему пунктов, на фронте или в тылу. Текст гласил:

«Председателю Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинину.

Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий, отбываю ссылку в поселке Большая Мурта Красноярского края. Являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку.

Епископ Лука»[115]

Когда телеграмма пришла на Красноярский телеграф, о ней доложили в крайком ВКП(б): как быть? Власти долго судили-рядили: посылать – не посылать ее в Москву. Все же пришли к решению – послать. Ответ пришел незамедлительно: профессора приказано было перевести в Красноярск, где сразу несколько ведомств заинтересовались хорошим хирургом – больница водников, штаб Военного округа.

Красноярск должен был стать крайним на востоке страны пунктом эвакуации раненых. Там было организовано огромное учреждение – местный эвакопункт (МЭП-49), состоящий из десятков госпиталей и рассчитанный на десяток тысяч коек. МЭП нуждался во всем: зданиях, белье, продуктах, медикаментах, врачах, а главное – в квалифицированном научном руководстве. А с фронта уже шли в Сибирь первые санитарные эшелоны с тяжелоранеными солдатами и офицерами. Как подсчитали спустя годы сотрудники музея истории Красноярской железной дороги, на железнодорожную станцию «Красноярск» к маю 1945 года поступило более 130 тысяч раненых.

Поскольку Красноярск был за многие тысячи километров от фронта, а железные дороги были забиты военными и эвакуационными составами, то неизбежно время в пути было длительным: от одного до трех месяцев. И несмотря на то, что санитарные эшелоны имели необходимый медицинский персонал, раны больных часто превращались в нагноения, а костные ранения – в тяжелые формы остеомиелита[116]. Думается, что не только в Красноярском крае, но и во всем СССР не было более необходимого и квалифицированного специалиста для такого рода больных, чем профессор Войно-Ясенецкий.

30 сентября 1941 года в Большую Мурту на самолете из Красноярска прилетел П. Е. Зайцев – главный хирург госпиталей Красноярского края. Начальнику районного МВД была вручена бумага, по которой ссыльный профессор Войно-Ясенецкий переводился в Красноярск для работы в военном эвакуационном госпитале. Уезжая из Большой Мурты, Войно-Ясенецкий предполагал, что тем самым заканчивается и срок его ссылки: может, придется даже и форму военно-медицинскую надеть? Но надежды не оправдались, и еще два года он оставался на положении ссыльного: дважды в неделю был обязан отмечаться в милиции, а выезжая на научные конференции или консультации в другой город, должен был получать (пусть и формально) разрешения чекистов, а по возвращении писать отчеты.

Епископ Лука покинул Большую Мурту, но память о его пребывании там не исчезла. Спустя десятилетия, как только стало возможным вслух произносить имя исповедника, местные