Два с половиной года длилось следствие, но сменявшие друг друга следователи так и не смогли заставить Войно-Ясенецкого признать что-либо «контрреволюционное». Дело дважды направлялось в Москву и дважды возвращалось на доследование. Сроки следствия продлевались, допросы возобновлялись, но результатов они не давали – подследственный ни в чем «контрреволюционном» не признавался и все «обвинения» отрицал. Но несмотря на это, 5 апреля 1939 года нарком внутренних дел Узбекской ССР утвердил обвинительное заключение по делу епископа Луки. Он обвинялся в активном участии и в руководстве деятельностью «контрреволюционной церковно-монархической организации» на территории Средней Азии, в связях с «всесоюзным нелегальным контрреволюционным церковным центром», а также в шпионаже в пользу английской разведки.

Из личного «добавления» В. Ф. Войно-Ясенецкого к делу № 4335

29 марта 1939 г.

…Я всегда был прогрессистом, очень далеким не только от черносотенства и монархизма, но и от консерватизма; к фашизму отношусь совершенно отрицательно. Чистые идеи коммунизма и социализма, близкие евангельскому учению, мне были всегда родственными и дорогими, но методов революционного действия я, как христианин, никогда не разделял, а революция ужаснула меня жестокостью этих методов. Однако я давно примирился с нею, и мне весьма дороги ее колоссальные достижения. Особенно это относится к огромному подъему науки и здравоохранения, к мирной внешней политике советской власти и к мощи Красной Армии, охранительницы мира.

Из всех систем государственного устройства советский строй я считаю, без всякого сомнения, совершеннейшим и справедливейшим. Формы государственного строя стран США, Франции, Англии, Швейцарии я считаю наиболее удовлетворительными из буржуазных систем.

Признать себя контрреволюционером я могу лишь в той мере, в какой это вытекает из факта заповеди Евангелия. Активным же контрреволюционером и участником дурацкой поповской контрреволюции я никогда не был, и до крайности оскорбительна мне роль блохи на теле колосса – советской власти, приписываемая мне следствием и ложными показаниями моих оговорщиков. Все 20 лет советской власти я был всецело поглощен научной работой по хирургии и чистым служением Церкви, очень далеким от всякой антисоветской агитации. Совершенно неприемлемо для меня только отношение советской власти к религии и Церкви, но и здесь я далек от активной враждебности.

Цит. по: Лисичкин В. А. Лука, врач возлюбленный. Жизнеописание святителя и хирурга Луки (Войно-Ясенецкого). М., 2017. С. 300.

Поскольку «дело» было целиком построено на ложных показаниях некоторых подельников, которые к весне 1939 года уже были осуждены и расстреляны, оно не могло рассматриваться в открытом суде. По той же причине не могло оно быть рассмотренным и в Военном трибунале. В итоге 15 мая 1939 года пришли к решению о направлении следственного дела В. Ф. Войно-Ясенецкого на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР.

Из-за огромного числа дел, скопившихся в Особом совещании, дело епископа Луки было рассмотрено лишь 13 февраля 1940 года. Было постановлено: «за участие в антисоветской организации сослать в Красноярский край сроком на пять лет, считая срок со дня ареста».

Этап со ссыльными в Восточную Сибирь был сформирован в начале марта 1940-го. В Ташкенте весна в разгаре: солнечно и тепло, все цветет и благоухает. А в Красноярском крае в это время сумрачно, ветрá, метели, морозы до −40 градусов.

…Железнодорожный состав шел через Алма-Ату, Новосибирск и прибыл на конечный пункт в Красноярск, где ссыльных разместили в пересылочной тюрьме на окраине города. Уже оттуда группы ссыльных развозили в намеченные для них населенные пункты. Епископа Луку повезли на вольное поселение в село Большая Мурта, что отстояло на 100 километров от Красноярска.

История села, основанного казаками, насчитывала немногим более двухсот лет. Его первоначальное название – деревня Муртинская. По одной из версий, это название происходит от тюркского «мурт», «мурты» – «человек», «люди» или «шемурта» – «черемуха»; по другой – название деревне дал живший здесь купец Муртай (Муртазин). В XVIII веке через село прошел Енисейский тракт, заметно оживив его жизнь: открываются купеческие лавки, появляется ямщицкая станция, строится каменная Михаило-Архангельская церковь, открылись начальная церковно-приходская школа и библиотека, построена участковая больница. В начале XX века стал особенно активным приток жителей-переселенцев. Вместе с ними появляются признаки города: почтово-телеграфное отделение, сберегательная касса, медицинский пункт, участок становых приставов и полицейских урядников, зерносклады. Стала популярной Большемуртинская ярмарка, ежегодно проходившая в ноябре. В 1918–1919 годах Енисейская губерния была захвачена бело-чехами и колчаковцами; в январе 1920-го восстановлена советская власть. В 1924 году был образован Большемуртинский район и село Большая Мурта стало райцентром, здесь проживало более трех с половиной тысяч человек.

Практика вольного поселения была такова: поселенцы должны были самостоятельно искать себе место работы и пристанище. Кто не находил, тот должен был покинуть райцентр, место, наиболее обжитое во всех смыслах, и отправиться в другие населенные пункты. В этапе, прибывшем в этот раз, было более двухсот человек, среди них инженеры, преподаватели иностранных языков, фармацевты, библиотекари. Но остаться в райцентре разрешили очень немногим, и среди них В. Ф. Войно-Ясенецкому.

Первые дни Лука бедствовал без постоянной квартиры. Изредка удавалось переночевать в Доме колхозника. Голодал. Храма в поселке не имелось, идти было некуда. Одиноко, холодно… От слабости он еле передвигался и воспринимался окружающими как дряхлый старик. В поисках пристанища и работы пошел в районную больницу… Постучался во врачебный кабинет, вошел и сразу представился:

– Я профессор Войно-Ясенецкий.

– Здравствуйте, я главный врач больницы, Александр Васильевич Барский[113]. Мне известна ваша фамилия. Знаком с некоторыми вашими трудами, с «Очерками гнойной хирургии». Проходите, садитесь. У нас тепло.

– Спасибо… Я прибыл из Красноярска с большой группой на поселение. Как хирург я решил сначала обратиться к вам. На определенных условиях я мог бы помогать в хирургической работе.

– Господи, рад просто вас видеть, а ваша помощь была бы крайне полезной.

– Знаете… я несколько лет вынужденно отстранен от хирургической практики… Что нового в литературе, какие достижения и открытия у советских медиков?

Завязался неспешный диалог двух хирургов: один только начинал свою практическую деятельность, другой занимался ею всю жизнь. Разговор сопровождался специфическими «хирургическими» терминами и словцами, наверное, понятными только таким же специалистам-профессионалам. Пили горячий чай с сухарями, принесенный сторожем. Узнав об операции, к которой готовился главврач на завтра, чертили рисунки органов, которые должны были быть подвержены хирургическому вмешательству. Незаметно разговор затянулся до четырех часов утра. Оба были чрезвычайно рады и довольны встрече и разговору.

Дав предварительное согласие на работу в больнице ссыльному профессору, главврач обрек себя на утомительное и неприятное хождение по кабинетам. Заведующая райздравотделом, энергичная женщина, но без всякого медицинского образования и почти совершенно безграмотная, умевшая лишь подписывать свою фамилию, только замахала руками и зловещим шепотом произнесла, что нельзя даже допустить, чтобы в районной больнице работал политический ссыльный! То же самое произошло в райисполкоме. Но смелости Барскому