сказал я. – И мне очень жаль, что мы так мало с тобой… разговаривали. Ты столько всего видела, столько знаешь…

Ее ухо, прикрытое выбившимися из-под кепки прядями, чуть покраснело, а руки крепче вцепились в штурвал.

– Прости, что я с тобой по-дурацки шутил, и вообще задирал нос, – сказал я. – Ты для меня очень важный человек… Вроде как старшая сестра.

Последняя фраза еще звучала, когда я понял, как ужасно ошибся. Хотя Герда почти не отреагировала – просто отвернулась, глядя прямо по курсу яхты. Ее красная кепка, козырьком назад, сделалась похожа на дорожный знак «Нет хода».

– Слушай, – сказал я жалобно. – Я понимаю, что я не совсем нормальный. Для меня «сестра», «брат» – это не то, что ты подумала. Это гораздо больше. Мне с детства вбивали в голову, что семья – это такая… универсальная вещь, самая ценная ценность. И она же, как я убедился, может быть ярмом на шее и камнем на горбу. Не обижайся на меня. Я за тебя кого угодно превращу не только в крысу, но даже в какашку. Вот честно.

– Ты ребенок, – сказала она так тихо, что я расслышал эти слова только потому, что их принесло ветром.

– Да, – я обрадовался возможному оправданию. – Я собираюсь повзрослеть. Скоро. Просто дай мне время…

Грызуны, поднявшись на задние лапы, передними цеплялись за решетку, как арестанты, пытаясь прислушаться к разговору.

– Что мы будем с ними делать? – шепотом спросила Герда, наконец-то обращаясь к теме, которая мучила ее с начала путешествия. – Неужели ты их…

– Ты не волнуйся. – Я был счастлив, что она поддерживает разговор. – Слышала, что сказал Микель? Я приму ответственность. У тебя другие заботы, все ведь на твоих плечах – ты за штурвалом… Я просто пассажир…

Она прекрасно видела мою неуклюжую попытку задобрить ее и горестно покачала головой:

– Леон, не притворяйся. Я тебя хорошо знаю. Этически-ориентированная магия…

Грызуны в клетках затаили дыхание, бросая отчаянные взгляды то на меня, то на Герду.

– Различать добро и зло – не значит обязательно выбирать добро, – сказал я глубокомысленно.

– Форнеусу легко командовать, – прошептала Герда, и это был первый раз, когда она в чем-то упрекнула нашего учителя.

Я посчитал мышиные уши лишними в нашем разговоре и унес обе клетки в каюту. Когда вернулся в рубку, Герда держалась за штурвал, сдвинув брови, и делала вид, что полностью увлечена своим делом.

– Герда, – сказал я ласково. – Мы не станем их убивать…

Она обернулась ко мне, будто забыв, что управляет яхтой.

– …Мы высадим их на необитаемый остров, это вполне в морских традициях. Так мы и отомстим за тебя, и не позволим больше заниматься пиратством…

– Но их подберут подельщики, – сказала она с отчаянием. – Брошенных пиратов всегда подбирают!

Она сжала зубы, тщетно отгоняя запрещенные воспоминания: погоня, атака, абордажные крюки, чужие липкие руки, боль и беспомощность…

– Кому нужны четыре мыши и крыса? – спросил я вкрадчиво. – Они будут жить себе тихонечко, встретят местных, наплодят детенышей…

У нее расширились зрачки.

– В нашей культуре, – я убежденно кивнул, – мыши считаются добрыми существами, помощниками в человеческих делах. Быть мышью почетно, крысой чуть хуже, но тоже ничего. Начало новой жизни! На собственном острове!

– Я знаю отличный остров вдали от всех морских путей, – сказала она хрипло. – Там есть вода, зелень, еда… Знаешь, Леон, я отлично понимаю, за что Форнеус тебя так ценит.

Я сам поразился, до чего теплым эхом отозвались ее слова у меня в районе солнечного сплетения. Он меня ценит, надо же. Неужели он меня действительно ценит?

Через полчаса мы вышли из бухты в океан. Вертолет береговой охраны покружил над нами, успокоился и улетел.

– Сейчас переход, – сказала Герда сосредоточенно. – Держись… и лучше закрой глаза.

Я не стал зажмуриваться. В моей жизни был всего один переход между мирами, и я его запомнил как кошмар; теперь я хотел увидеть сам, что ничего страшного в этом нет. Не сложнее, чем перепрыгнуть с палубы на берег.

Моторная яхта по воле Герды рванула вперед по волнам. Меня вдавило в спинку кресла, навалился туман, такой густой, что я не видел собственного носа. Закружилась голова, и я все-таки инстинктивно зажмурился, а когда через секунду открыл глаза – вокруг было серое, гладкое море, над головой две мачты, а впереди – бушприт.

* * *

Большой океан между мирами всегда представлялся мне местом странным и пугающим, вроде как бесконечность в дурном сне. Но в реальности все было проще, а может быть, сказалась моя привычка к чудесам. Бесконечность тут, конечно, чувствовалась, и тумана было предостаточно, но я остался в своем привычном обличье. А вот Герда…

В нейтральных водах Герда обернулась той, кого в свое время подобрал, защитил и выучил наш учитель Микель, для Герды – Форнеус. На носу корабля помещалась фигура девушки с длинными вьющимися волосами, но Герда была не только деревянной фигурой. Она была – весь корабль от носа до кормы, от киля до клотиков.

Теплая гладкая палуба. Крутые серые борта, надстройка над единственной каютой, мачты со свернутыми парусами. Я обошел Герду от кормы до носа, осторожно, стараясь меньше касаться – она заметно нервничала. То и дело поворачивала голову и косилась на меня через голое деревянное плечо.

Борта у нее были жестоко проломлены в нескольких местах. Повреждены переборки. Удивительно, как с такими ранами ей удалось остаться на плаву; у меня снова заныли ребра.

– Тебе очень больно? – я вытер холодный пот со лба.

Носовая фигура помотала головой, а лица я в этот момент не видел – Герда смотрела вперед.

Мы шли в тумане по серому гладкому морю. Штурвал на шканцах поворачивался сам по себе. Я мог определить скорость только по рокоту воды за кормой; Герда двигалась устремленно, явно не наугад, а к конкретной цели. При этом она несколько раз поглядывала на меня через плечо, и взгляд немного не вязался с ее уверенным ходом: она будто сомневалась, что я правильно ее пойму, но только в чем?! И я уже открыл рот, чтобы спросить, скоро ли мы доберемся до необитаемого острова – как вдруг мы снова нырнули в туман. Налетел порыв ветра и принес новый запах, такой знакомый, что я пошатнулся на палубе.

Это не был запах воды, точнее, не только воды. Пахло водорослями и мокрым песком, мхом на каменных валах, укрепляющих городскую стену. Пахло домом. Пахло моим городом, который я уже отчаялся когда-нибудь увидеть…

И я увидел. Стену и ратушу, и башни у городских ворот. И увидел бы дом Надиров,